Его взгляд упал на пустой очаг, где валялись съёжившиеся пакетики из-под чипсов. Он фыркнул и склонился к очагу. Никто не заметил, что он такое сделал, но буквально через секунду за решёткой уже полыхал огонь. По отсыревшей хижине разлился уютный свет, и Гарри обдало теплом, словно он очутился в горячей ванне.

Гигант развалился на диване, который изрядно просел под его весом, и принялся выкладывать из карманов плаща всякую всячину: медный чайник, упаковку сарделек, кочергу, заварочный чайник, несколько щербатых кружек и бутылку янтарной жидкости, к которой основательно приложился, прежде чем заняться ужином. Вскоре в хижине аппетитно запахло сардельками — те весело потрескивали на огне. Пока Огрид трудился, все молчали, но, стоило ему снять с кочерги первые шесть сочных, пахучих, слегка подгоревших сарделек, Дудли встрепенулся. Дядя Вернон предостерёг:

— Не бери у него ничего, Дудли!

Гигант презрительно фыркнул.

— Твоего кабанчика, Дурслей, больше откармливать ни к чему, так что угомонись.

И он протянул сардельки Гарри. Тот проголодался невыносимо и уж точно в жизни не ел ничего вкуснее, но всё равно не сводил глаз с великана. А поскольку никто ему ничего не объяснял, он решился спросить сам:

— Извините, я так и не понял. Кто вы?

Гигант основательно отхлебнул чаю и утёр рот рукой.

— Зови меня Огрид, — сказал он, — как все. Я уж говорил, я — хранитель ключей в «Хогварце». Про «Хогварц» ты, яс'дело, знаешь.

— Мм… нет, — признался Гарри.

Огрид остолбенел.

— Извините, — быстро добавил Гарри.

— Извините? — рявкнул Огрид, обращая грозный взгляд к Дурслеям, которые съёжились и попятились в темноту. — Это уж ихнее дело — извиняться! Ну, письма до тебя не доходили, ладно. Но чтоб ребёнок не знал про «Хогварц» — тут прям хоть караул кричи! Сам-то ты чего, никогда не интересовался, где твои предки всему обучились?

— Чему всему? — не понял Гарри.

— ЧЕМУ ВСЕМУ? — громовым раскатом повторил Огрид. — А ну-ка обожди-ка!

Он вскочил. В ярости он, казалось, заполнил собой всю лачугу. Дурслеи вжались в стену.

— Это ж как же прикажете понимать?! — зарычал Огрид. — Стало быть, этот мальчонка — вот этот вот самый — не знает ничего — ничегошеньки — НИ ПРО ЧТО?!

Это уже чересчур, подумал Гарри. Он, в конце концов, ходит в школу, да и оценки у него неплохие.

— Ну, кое-что я знаю, — вмешался он. — Считать умею и прочее.

Огрид только отмахнулся:

— Про наш мир, я имею в виду. Твой мир. Мой мир. Мир твоих родителей.

— Какой мир?

Видно было, что Огрид готов взорваться.

— Дурслей! — грозно пророкотал он.

Дядя Вернон мертвенно побледнел и прошептал что-то вроде «тыры-пыры».

Огрид потрясённо смотрел на Гарри.

— Но должен ж ты знать про мамку с папкой, — сказал он. — Они же знаменитые! И ты сам — знаменитый!

— Что? Мои… мои мама и папа… они разве знаменитые?

— Не знает… не знает… — Огрид, запустив руку в волосы, ошарашенно уставился на Гарри. — И тебе не сказали, кто ты есть? — спросил он после долгой паузы.

Дядя Вернон вдруг набрался храбрости.

— Замолчите! — потребовал он. — Немедленно замолчите, сэр! Я запрещаю рассказывать мальчику что бы то ни было!

Человек и похрабрее Вернона Дурслея дрогнул бы под свирепым взором, которым наградил его в ответ Огрид; когда же великан заговорил, каждый звук буквально вибрировал от гнева.