— А сейчас ты где?

— Дома.

— Помирились с родителями? Молодец.

— Я приехала в Лондон искать работу, — соврала она.

— Почему бы тебе не вернуться к нам? — Он помолчал. — Дети очень скучают по тебе.

«А ты?» — чуть не крикнула она.

Он стоял около стола, поигрывая зеленым стеклянным пресс-папье.

— Если ты решишь вернуться, — медленно, словно взвешивая каждое слово, сказал он, — никаких глупостей больше не будет. Я почти весь год буду за границей.

— Нет! — Она вскочила на ноги и стояла теперь в двух шагах от него. — Так я не хочу возвращаться.

— Понятно, — ровным голосом произнес он.

Гэрриет отошла к окну и уставилась на молодую листву платанов, которые серебрились в косых лучах заходящего солнца. В горле першило, как будто она наглоталась песка. Она собиралась с духом, чтобы сделать самый трудный в своей жизни шаг.

— Ты, конечно, умный, мудрый и все такое, — дрожащим голосом начала она. — Но там, где дело касается женщин, ты просто бездарный тупица. Неужели не понятно, что если я буду жить в твоем доме, а ты и пальцем ко мне не прикоснешься и вообще все время будешь за границей, — я умру от тоски?

Кори поднял глаза, в глубине которых вспыхнули тревожные искры.

— Неужели не понятно, почему я тогда сбежала, даже не повидавшись с тобой? Ноэль сказала, что она возвращается к тебе, — и я просто не выдержала.

— Говори, — сказал он, бледнея еще больше.

— Неужели не понятно, что я люблю тебя? — Она всхлипнула. — Что ты для меня дороже всех на свете?.. Что я не могу жить без тебя?

Больше ей не пришлось ничего говорить. Он тут же оказался с ней рядом. Руки, о которых она так долго мечтала, с силой стиснули ее, и от поцелуя она чуть не лишилась чувств.

Но, когда он заговорил, в его голосе звучала почти безнадежная тоска.

— Я люблю тебя, Гэрриет. Но у нас ничего не выйдет. Во мне накопилось слишком много усталости. Я слишком стар для тебя.

— Господи! — пробормотала она. — Ты — стар? Да у меня при одной мысли о тебе слабеют коленки. Я еще никогда ни по кому так не сходила с ума!..

Кори удивленно разглядывал ее полураскрытые губы, горящие щеки и глаза, спутанные волосы.

— Эй, — сказал он. — Ты правда меня любишь? И что теперь прикажешь мне с этим делать?

— Уж пожалуйста, сделай что-нибудь.

Она теснее прижалась к нему, и ее бешено колотившееся сердце забарабанило к нему в грудь, как в дверь.

— Осторожнее, Гэрриет, — сказал он и попытался улыбнуться.

— Почему осторожнее?

— Потому что мне начинает мерещиться впереди какое-то утешение. — Он стал целовать ее в лоб, щеки, соленые от слез, губы. — Милая, — говорил он, — только не давай мне опомниться, чтобы я не устыдился самого себя. Я знаю, мне должно быть стыдно, потому что я никуда тебя не отпущу. А что еще мне остается, когда ты такая восхитительная? Но ты сама не понимаешь, на что идешь! Ей-Богу, я кошмарный муж.

Гэрриет в страхе отскочила от него.

— Ты меня не понял! Я совсем не хотела, чтобы ты на мне женился.

Кори улыбнулся.

— Ну, не все тебе диктовать условия. И потом, ты же сама сказала, что не вернешься в Йоркшир, если только я не пообещаю целыми днями к тебе прикасаться.

Гэрриет вспыхнула.

— Я не говорила ничего подобного.