Вслед за Трясогубкой Гарун шел коридорами, вверх по лестницам, вниз по лестницам, через двери, за угол, во двор, по балконам и снова коридорами. С первой же минуты Страница (которая, казалось, не могла больше сдерживаться) разразилась тирадой, направленной против Батчет.

— Какая дура! — возмущалась Трясогубка. — Будь я  принцем, и моя  невеста позволила бы себя украсть, потому что была такой идиоткой, что отправилась к Полосе Сумерек, только чтобы полюбоваться звездами в небе или — того хуже! — потрогать эту дурацкую стену, мне  бы в голову не пришло начинать войну, чтобы ее вернуть! По мне, так и слава богу — избавились! Особенно если вспомнить ее нос,  эти зубы…  Впрочем, не будем об этом. А уж о том, как она поет,  и подумать страшно, ты просто не поверишь, какой жуткий у нее голос! И теперь мы все должны идти на ее поиски, может быть, погибнуть,  потому что мы не видим в темноте…

— Скоро мы придем к моей спальне? — поинтересовался Гарун. — Я не знаю, сколько я еще выдержу.

— А униформа?  Ты же хотел узнать про униформу,  — продолжала Трясогубка, не обращая внимания на его слова и бодро маршируя по залам, винтовым лестницам и переходам. — Ты думаешь, чья это идея? Конечно, ее,  Батчет. Она решила «приложить свою руку к гардеробу Страниц Королевского Двора». Правда, сначала она хотела превратить нас в ходячие любовные письма. Пришлось целую вечность носить на себе «целую-пупсик», «обнимаю-зайчик» и прочие тошнотворные  тексты в том же духе. Но потом она передумала и велела переписать самые великие истории мира так, как если бы героем в них был Боло. И теперь вместо Аладдина, Али-Бабы и Синдбада — один Боло, Боло, Боло.

Нет, ты представляешь, жители Гуп-Сити смеются нам в лицо. А уж о том, что происходит за нашими спинами, и говорить нечего…

Трясогубка с торжественным видом остановилась у внушительной на вид двери и объявила:

— Твоя спальня!

Вдруг дверь распахнулась, и гвардейцы, схватив их обоих за уши, велели убираться прочь, пригрозив бросить в самое глубокое подземелье дворца, потому что они, как оказалось, заявились к опочивальне самого короля Балаболил.

— Мы что, заблудились? — спросил Гарун.

— Это такой сложный  дворец, что мы действительно немного заблудились, — призналась Трясогубка. Но зато неплохо поболтали, да?

Замечание это привело Гаруна в такое отчаяние, что он неловко взмахнул рукой и случайно сбил с головы Трясогубки, совершенно этого не ожидавшей, каштановую бархатную шапочку… Когда шапочка слетела, на плечи Трясогубки каскадом хлынули блестящие черные волосы.

— Зачем ты это сделал? — взвыла Страница. — Ты же все  испортил!

— Значит, ты девчонка, — сказал Гарун, хотя это было очевидно.

— Т-сс, — прошипела Трясогубка, запихивая волосы под шапочку. — Ты что, хочешь, чтобы меня уволили?  Затащив Гаруна в небольшую нишу, она задернула штору, скрывшую их от посторонних глаз. — Думаешь, легко  девчонке получить такую работу? Разве ты не знаешь, что девчонкам нужно дурачить людей каждый божий день, чтобы хоть куда-то  пробиться? Твою  жизнь тебе, может, и поднесли на блюдечке, ты,  может, и родился в рубашке, но кое-кому приходится бороться.

— Ты хочешь сказать, что тебе не позволили бы стать Страницей только потому, что ты девчонка? — спросил Гарун сонно.

— Я хочу сказать, что ты  всегда делаешь то, что тебе велят, — с жаром продолжала Трясогубка, — я хочу сказать, что ты  всегда съедаешь всю еду со своей тарелки, даже цветную капусту.