Камила передаёт мне по мыслеречи с лёгкой насмешкой: «Ну и дегустация!»

Светка, едва сдерживая улыбку, добавляет вслух:

— Хи, и нисколько не жалею, что не стала пробовать этот «Лазурный берег» за миллион.

Луций, побледневший от ярости, отчаянно восклицает:

— Домина, это провокация! Чья-то гнусная провокация!

Но домина даже не смотрит в его сторону и уходит с гордо поднятой головой, оставив его одного в этом водовороте скандала. Луций, сжав зубы, бросает на меня злобный взгляд:

— Как ты проник сюда, русский⁈

Я пожимаю плечами, небрежно отвечая:

— Какая разница? У меня есть пригласительный. Всё остальное не имеет значения.

— Ты…

— Знаешь, я обещал кое-кому, что не буду устраивать драк на выставке, — говорю с усмешкой, скользя взглядом по лицу собеседника. Он напрягается, уловив нотку издёвки.

— И, как видишь, — продолжаю, едва сдерживая смех, — дракой это точно не назовёшь.

Я делаю невинное выражение лица, а он — только зубами скрипит, пытаясь не сорваться.

Не зная, как выкрутиться, Луций рвётся в центр зала и хватает микрофон, пытаясь перекричать толпу. Но аристократы уже взбешены.

— Префект, объяснитесь! — раздаётся крик.

— Я купил эту бутылку за полмиллиона! Верни деньги! — требует ещё один, указывая на плавающий «сюрприз».

Понимая, что ситуация выходит из-под контроля, Луций, не найдя другого выхода, ускользает из зала, оставив разгневанную толпу аристократов за спиной.

Настя подходит ко мне, улыбаясь:

— Даня, у меня мама — телепат, но даже она бы до такого не додумалась.

Я усмехаюсь:

— Тут всё дело в импровизации.

Тем временем зал кипит: гости возмущаются, шумят, переходя почти на крики — скандал разгорается нешуточный. Несмотря на это, аукцион всё же решают провести. Всех приглашают в зал, где аристократы, продолжая ругаться, рассаживаются по местам. Ведущий с натянутой улыбкой начинает объявлять лоты, но в зале стоит гробовая тишина. Кажется, никто не нестроен больше покупать коллекционного вина.

И вот я лениво поднимаю руку:

— Даю 10 рублей! Или, по-вашему, 5 сестрециев!

В зале повисает напряжённая тишина. Все переваривают мой откровенно насмешливый ставочный «вброс». Но вот зал резко взрывается смехом. Аристократы не сдерживаются, смеются громко, кто-то даже стучит по подлокотникам кресел. Сумма, конечно, смешная для бутылки «высокого» вина, но, учитывая, что в нём может плавать… В общем, шутка удаётся на славу.

Аукцион оживает, подхватывая мой настрой:

— Пять с половиной сестирциев! — кто-то выкрикивает, поддерживая торг.

— Шесть! — добавляет другой, давясь от смеха.

— Чёрт с вами, семь и ни асса больше! — провозглашает третий, притворно поднимая руку, словно на полном серьёзе ведёт торги.

Смех, перешёптывания, крики — зал превращается в балаган, и никто уже не думает о вине серьёзно.

Ведущий растерян — он явно не знает, стоит ли воспринимать такие ставки всерьёз, ведь стартовая цена здесь не меньше десяти тысяч. Я повторяю с серьёзным видом:

— Пять… и жвачка, уже вскрытая, с двумя подушечками.

Зал тут же взрывается хохотом. Кто-то держится за живот, у кого-то текут слёзы от смеха — по крайней мере этот аукцион точно запомнится надолго.

Все ржут, кроме третьего торговавшегося. Третий, изобразив серьёзное раздумье, пожимает плечами и замечает:

— Что ж, против жвачки мне и крыть-то нечем! Пас!

Ну и сам заржал, не удержавшись. В итоге миллионные бутылки уходят за десятки рублей, что каждый раз вызывает новый всплеск смеха в зале, а Луций, стоящий в тени колонн, буквально кипит от ярости.