— Но гнезда поблизости не видно, мамы его тоже, — оглянувшись, я подхожу к зверушке. Монстрик клацает маленькой пастью:

— Кла-кла-кла-кла.

Выглядит как прямоходящий крокодильчик ростом с кошку. На спине пара маленьких крылышек. Он ими шевелит, но не взлетает. Я залезаю малышу в голову. Мыслей, понятно, нет, как и у бигуса, ощущаю только одну эмоцию. Голод.

— На худой конец, можно в приемник сдать, — задумчиво говорит Гриша. — Там и подскажут, что это за вид. Правда, часть туши придется сдать, но остальную себе оставим…

Звук разрываемой упаковки печенья прерывает его размышления вслух.

— Кушай, зубастик, — бросаю печенье крокодильчику. Монстрик, ловко поймав лапками овсяный круг, начинает хрустеть им. — Похоже, он не хищник. Ест овес.

— Зачем ты его подкармливаешь? — возмущается Гриша. — Нам же его убивать.

— А у тебя рука поднимется на малого? — бросаю еще одно печенье тянущему лапки крокодильчику. Тот жадно хрустит добычей. — У меня вот нет.

— Как же ты собирался охотиться? — уставился на меня Гриша. — Если весь такой сентиментальный.

— Дело не в сентиментах, — усмехаюсь. — А в неоправданном вреде живому существу. Если бы я точно знал, что мясо зубастика полезно для моего Дар, это одно. А мы ничего не знаем. Вдруг он бесполезен, все равно убьем?

Гриша задумчиво глянул на нож в своей руке, потом перевел взгляд на зубастика. Монстрик требовательно смотрел на меня большими желтыми глазами, пока я не кинул еще печеньку.

— И что делать? Оставить его? А вдруг мясо полезное?

Я почесал подбородок.

— Возьмем с собой. Он маленький, в рюкзак поместится. А после уроков съездим в приемник и уточним.

— После уроков? Предлагаешь таскать с собой по школе живого зверя?

— А что остается? Приемник на другом конце города, еще неизвестно сколько там пробудем. Если сейчас пойдем, прогуляем все уроки, и потом нам влетит.

— Но он же будет шуметь, — Гриша указал на громко чавкающего зубастика.

— Я внушу, чтобы сидел тихо.

Гриша насупился.

— Не нравится мне это.

— Ну тогда убей его сам, — хмыкаю. — Я не буду, так как не вижу в этом смысла. Тем более сейчас лето — мертвый зубастик быстро испортится в рюкзаке, тогда нас в школе точно раскроют по запаху из твоего рюкзака.

Гриша выпучивает глаза:

— А чего это сразу моего?

— Я не буду таскать мертвого, только живого. По уже высказанным причинам.

Казах качает головой.

— Рассуждаешь, как матерый охотник.

— А сам только что меня в сентиментах обвинял, — усмехаюсь. — Ну что решил?

— Хорошо, таскай его в рюкзаке, — пробурчал Гриша. Он заходил по сторонам, рассматривая поляну, где мы оказались. — Мамы вроде его нет. Откуда он вообще выпал?

Вопрос риторический, конечно. Некоторое время я занимаюсь тем, что закармливаю зубастика досыта. Вся пачка печенья уходит на этого проглотыша. Затем посылаю мысленный приказ крепко уснуть, зверек тут же позевывает и, улегшись на траву, слипает глазки.

Я осторожно убираю зеленого зубастика в рюкзак. Выглядит он мило, жаль будет такого убивать. Даже, с какой-то стороны, хочется, чтобы он оказался не из «полезных зверей».

— Будем еще охотиться? — спрашивает Гриша.

— Думаю, мы не готовы, — вздыхаю. — Ситуация с той гориллой показала, что я еще плохо управляю зверями.