|
Мой облик меняется. Теперь я — Демон Мираж Тысячеглазый. Всё тело покрывается тысячей сияющих зрачков, они вспыхивают в хаотичном ритме. Полный набор крипоты.
От меня исходит демоническая аура, давя на сознание всех, кто хоть как-то связан с тварями.
И теперь — пусть попробуют не дрожать.
Вываливаюсь на поляну.
Недодемоны, окружившие парня, тут же разворачиваются ко мне.
Парень похож на Катю — те же изогнутые рога, вздымающиеся над человеческим лицом, те же меховые участки на коже, но моложе, слабее, измотаннее. Он тяжело дышит, мышцы напряжены, взгляд бегает, будто он уже не верит в спасение.
А вот твари, окружившие его, людьми не назвать.
Они целиком звериные — горящие красноватым светом глаза, раскрытые клыкастые пасти, из которых стекает слюна, угрожающе приподнятые когтистые лапы.
Судя по всему, ещё секунда — и они разорвут его на части.
Но тут они замечают меня.
Хлоп.
И дружным коллективом падают на землю, мордами в грязь. Иллюзия сработала — приняли за хозяина.
Я приближаюсь, выдерживая ритм размеренных шагов.
И тут Степан, вместо того чтобы трястись от испуга и молчать в тряпочку, срывается с места и бросается прямо на меня:
— Это ты!!! Ты, сволочь, убил наш остров! Ты нас сделал такими!!!
Э-э-э? Чего?
Я рефлекторно прописываю ему боковой — не сильно, но достаточно, чтобы он красиво улетел на спину.
— Тише, парниша, — бросаю ему по ментальному каналу. — Потом ещё спасибо скажешь.
Недодемоны по-прежнему валяются, но надолго ли? Они дрожат, чуют подвох. Ещё пара секунд, и начнут сомневаться, кто тут альфа.
Ну нет, ребятки, мы эту партию доиграем.
Выпускаю в их сторону пси-гранаты — мысленные удары, разрывающие сознание в клочья. Несколько тварей вздрагивают, хватаются за головы, одна из них падает навзничь, подёргиваясь в предсмертных судорогах.
— Атака! — отдаю мысленный приказ.
В тот же миг из кустов взлетает вихрь смерти.
Змейка, с рёвом размахивая когтями, врезается в толпу, а Красивая прыгает прямо на самого крупного зверя, перекусив ему шею в один мах. Светка и Кострица швыряют огненные шары — крайние недодемоны загораются, вздымаясь в пламени, будто факелы. Остальные дёргаются в стороны, но без толку — их тут же добивают, утихомиривая на месте.
Через пару мгновений всё кончено.
Тишина.
Воздух ещё пропитан гарью, а земля впитывает кровь.
Я хмыкаю, отряхиваюсь от недодемонской крови, лениво провожу рукой по запястью, смахивая чей-то клок шерсти, и оборачиваюсь к Кате.
Она стоит с разинутым ртом, глаза распахнуты, лицо — смесь шока, неверия и запоздалой паники.
— Вот и всё. — Я пожимаю плечами. — А теперь, сударыня, может, успокоим твоего брата, пока он мне ещё что-нибудь не предъявил?
Катя вздрагивает, осознание наконец-то пробирается сквозь шок, и она бросается к брату, едва не падая на него сверху.
Тот всё ещё лежит на земле, пялясь в небо, явно пытаясь осознать, что только что произошло, и, кажется, мозг у него на этот процесс взял неоплачиваемый отпуск.
— Стёпа! Граф Данила, правда, тебя спас! — кричит Катя.
Стёпа, наконец, переводит взгляд на меня. Щурится, моргает, потом выдает, бормоча:
— Граф? Но это же… Демон!
Я лишь усмехаюсь и лениво сбрасываю иллюзию, словно смахиваю невидимые пылинки.
— Тебе показалось. — Подмигиваю.
Парень делает такое лицо, словно я только что раскрыл ему, что Дед Мороз — это переодетый батя, а снегурочка — тётя Зина из бухгалтерии.
Но разбираться с его экзистенциальным кризисом я не успеваю.
Внезапно в моей голове раздаётся голос Лакомки. |