— Ч…! — вскрикнуть Ламан не успевает.

Рокзул, ещё до конца не обратившись в хищника, ещё наполненный свечением, вгрызается менталисту в глотку. Мне пришлось поднапрячься, чтобы ускорить мышление зверя на максимум и чтобы он действовал как метеор.

Когда залипшие пятна света исчезают, «золотого оленя» уже нет. Перед нами стоит рокзул, срывая остатки маскировки, а его пасть разламывает шейные позвонки своего мучителя. От прекрасной золотой шкуры не осталось и следа, как и от красной краски на боку.

Ламан застывает в пасти монстра — безжизненный, голова безвольно повисла вниз, будто сломанная игрушка.

Герпес, побледневший, срывается на крик:

— Огонь! Огонь! Убейте его…! — и тут же затыкается, получив ментальную пощёчину в моём исполнении.

— Не стрелять! — я резко прерываю его. — Иначе убьёте сира Ламана.

Хотя, если быть честным, Ламан уже мёртв. Но не все здесь менталисты, чтобы увидеть его мёртвое сознание.

— Уноси ноги, рогатый! — бросаю по мыслеречи зверю.

Рокзул, не теряя времени, мощным толчком отталкивается от земли, одним прыжком взлетает на крышу пикапа, оттуда — ещё одним стремительным рывком — исчезает в сторону леса. Десяток громких выстрелов всё же следует ему вдогонку — павлинари спустили курки, и громобои рвут воздух резкими хлопками. Молнии шипят, но я только хмыкаю. Для рокзула эти выстрелы — не больше чем комариные укусы.

Павлинарх вскидывает руку, всматриваясь в полыхающие заросли, и восклицает:

— Это был оборотень-зверь! Рокзул!

Он тут же, осознав бессмысленность пальбы, резко разворачивается к своим гвардейцам:

— Прекратить огонь! Бесполезно палить по кустам! Он уже убежал!

Стражники один за другим опускают оружие.

— Почему он носился так резво⁈ — принц Герпес накидывается на меня с обвинением. — Вы его вообще ранили, король⁈

Я спокойно говорю, словно комментируя погоду:

— Видимо, вы правы — я его не добил, принц.

Павлинарх кивает, не отрывая взгляда от леса:

— Неудивительно. Это очень мощный зверь. Видимо, король Данила, вы его оглушили, но он проснулся в самый уязвимый момент для сира Ламана.

— Хотите сказать, это всего лишь совпадение⁈ — рычит Герпес.

— А что же ещё, принц? — хмуро спрашивает Айра, и Змейка ощеривает клыки, а Ледзор поигрывает бицепсами, держа топор.

— Без понятия, принцесса, — мычит Герпес, решив придержать свои подозрения при себе. — Просто вышло всё очень странно.

— Одно точно, принц Герпес: по дороге в Перьяндар вы видели вовсе не золотого оленя, — замечаю. — И у нас больше нет повода для охоты. Всё-таки никакого золотого оленя нет в этом лесу. Только зверь-оборотень.

Айра кивает:

— Верно, мой господин. Традиция шакхаров здесь неприменима.

Павлинарх бросает взгляд на темнеющее небо и добавляет:

— А раз так, переночуем в лагере и отправимся обратно.

Герпесу уже нечего возразить. А потому мы разворачиваемся и трогаемся в лагерь. Солнце уже клонится к закату, тени ложатся длинными полосами.

В лагере я сразу направляюсь в свою палатку. Плотно затягиваю полог за собой, отсекая остатки дневного света, сажусь на ковёр, скрестив ноги.

Сразу же мысленно отдаю Ломтику команду: включить режим шпиона. Терять время нельзя — Герпес сейчас на взводе и обязательно устроит оперативную планёрку по свежим следам. Всё-таки пушистик создан для шпионажа, у Ломтика слух куда лучше человеческого — в пять раз острее, если быть точным. Он способен сидеть в тени за шатром, затаиться в темноте шкафа, в любой щели — и слышать всё.

Герпес позвал в шатёр только своего второго вассала Нитола.