— Городъ безъ земли?.. Охъ, трудно повѣрить! — покрутилъ головой Конуринъ. — А гдѣ-же покойниковъ-то у нихъ хоронятъ, ежели земли нѣтъ?

— Покойниковъ-то? спросилъ Николай Ивановичъ и замялся. — Глаша! Гдѣ у нихъ, въ самомъ дѣлѣ, покойниковъ хоронятъ? — отнесся онъ къ женѣ.

— Да ужъ должно быть на лодкахъ въ какой-нибудь другой городъ хоронить увозятъ, — дала отвѣтъ Глафира Семеновна и прибавила:- Венеція изъ-за этихъ каналовъ самый интересный городъ. Вода, вода и вода вмѣсто улицъ.

— И травки нѣтъ, и садовъ нѣтъ? — допытывался Конуринъ.

— Нѣтъ, нѣтъ и нѣтъ.

— Тьфу ты, пропасть! Надо будетъ женѣ письмо написать, что вотъ пріѣхали въ городъ безъ земли. Впрочемъ, что-жъ писать-то! Вѣдь ужъ скоро увижусь съ ней. Въ субботу и въ воскресенье въ Венеціи этой самой… — началъ разсчитывать Конуринъ. — Въ воскресенье выѣдемъ изъ нея… Во сколько дней изъ Венеціи до Питера можно доѣхать? — спросилъ онъ Глафиру Семеновну.

— Да дня въ четыре. Только мы должны хоть день въ Вѣнѣ отдохнуть.

— Матушка, голубушка! Поѣдемте домой безъ отдыха? — взмолился Конуринъ. — Какой тутъ отдыхъ. Въ вагонахъ отдохнемъ! Въ вагонахъ даже лучше… Обсидишься — прелесть…

— Надо, надо тебѣ Вѣну показать, — перебилъ его Николай Ивановичъ. — Мы-то Вѣну видѣли въ нашу прежнюю поѣздку заграницу, а тебѣ надо.

— Ничего мнѣ не надо, ничего… Ну, ее, эту Вѣну къ чорту! Помилуйте, при мнѣ векселя… Мнѣ на будущей недѣлѣ по векселямъ получать, на будущей недѣлѣ сроки… Нѣтъ, нѣтъ. Слышишь, ежели вы въ Вѣнѣ останетесь, сажай меня въ вагонъ до русской границы, и я одинъ поѣду. Перстами буду въ дорогѣ разговаривать, ногами, глазами, а ужъ доѣду какъ-нибудь. Что мнѣ Вѣна! Да провались она! Къ женѣ, къ женѣ! Въ Питеръ! Охъ, что-то она, голубушка, тамъ дѣлаетъ!

— Да что дѣлать… Чай пьетъ, — перебила его, улыбаясь, Глафира Семеновна.

— А вы почемъ знаете? — спросилъ Конуринъ и, посмотрѣвъ на часы, прибавилъ:- Да, пожалуй что теперь чай пьетъ. Отъ Венеціи до Питера, вы говорите, четыре дня… Понедѣльникъ, вторникъ, середа, четвергъ… — разсчитывалъ онъ по пальцамъ и вдругъ воскликнулъ:- Въ четвергъ дома съ женой за самоваромъ буду сидѣть! Ура! Черезъ шесть дней дома!

— Чего вы кричите-то! Только срамитесь. Вѣдь вы не одни въ купэ… — остановила его Глафира Семеновна. — Смотрите, вонъ итальянку-сосѣдку даже шарахнуло отъ васъ въ сторону.

— Плевать! что мнѣ макаронница? Мало они у насъ во время скитанія по Италіямъ жилъ-то вымотали! Матушка, голубушка, шарманщица моя милая! Черезъ шесть дней у жены буду! — подвинулся Конуринъ къ сосѣдкѣ-итальянкѣ и даже передъ самымъ ея носомъ ударилъ отъ радости въ ладоши, такъ что та, въ полномъ недоумѣніи, смотря на него, забилась въ самый уголъ купэ.

LXXIII

Проснувшись на другой день рано утромъ въ вагонѣ, Глафира Семеновна выглянула изъ окошка и въ удивленіи увидала, что поѣздъ идетъ совсѣмъ по водѣ. Она бросилась къ окну на противоположную сторону вагона — и съ той стороны передъ ней открылась необозримая даль воды. Только узенькой полоской шла по водѣ земляная насыпь, на ней были положены рельсы и по рельсамъ бѣжалъ поѣздъ.

— Боже мой! Да вѣдь ужъ это Венеція! воскликнула она и стала будить мужа и Конурина, спавшихъ крѣпкимъ сномъ:- Вставайте… Чего спите! Въ Венецію ужъ пріѣхали, говорила она.