Изменить размер шрифта - +
Сорок пять лет? Пятьдесят? Глаза широко раскрыты, из угла рта зигзагом сбегает струйка крови. Я нагибаюсь, трогаю руку, ищу пульс.

— «Скорую» сюда, — хрипит Ласточкин и берется за сотовый.

— Похоже, она мертва, — бормочу я. Пульса нет.

— Девятый этаж, — хрипло выдыхает капитан.

— Ты видел, откуда она упала?

— Нет. Я видел, как она летела. На девятом этаже открытое окно, на других нет.

— Думаешь, это самоубийство?

Паша пожимает плечами:

— Не знаю, Лиза. Вообще-то, это не наш уже район. Пусть этим делом местные занимаются.

Он прав: наш район начинается на другой стороне улицы. И, честно говоря, сейчас я даже рада этому.

 

 

Полиция прибывает через двенадцать минут, «Скорая» — через сорок, но она уже никому не нужна. Капитан Колесников, молодой, с седыми нитями в русых волосах, немного заикающийся при разговоре, давний и хороший знакомый Ласточкина. Краем уха я слышала, что возле какого-то банка в свое время был взрыв и именно после него Колесников стал таким.

— Похоже, со свидетелями мне повезло, — говорит он с мягкой извиняющейся улыбкой. — Девятый этаж, говоришь?

Он подходит к телу, но, увидев лицо, отшатывается как ужаленный:

— О ч-черт!

— В чем дело? — спрашивает Ласточкин.

На лицо самого Колесникова жалко смотреть.

— Это же Агриппина… Целительница, ворожея, ясновидящая и всякое такое…

Всё, вечерние новости получили свой горячий сюжет. Желтые журналисты, точите перья: знаменитая Агриппина покончила жизнь самоубийством! Броские заголовки, версии — одна заковыристей другой. Не сглазил ли ее маг-соперник? Не соблазнил ли известный летун Карлсон, живущий на крыше?

Что-то сегодня я слишком злая, в самом деле. Да и с чего вообще ей было кончать с собой?

Похоже, та же мысль приходит и в голову Колесникову:

— Нет… Т-тут что-то не так.

И начинается рутина. Обычная полицейская работа. Опросить всех, кого только можно! Привычки? Враги? Круг знакомств?

Формально мы всего лишь свидетели, да еще и не на своей территории, но прежде всего мы полицейские. Тело — окрошка из костей и мяса — увезено в морг, дом оцеплен. Над кровавой лужей и нашей изуродованной машиной сверкают, слепя глаза, вспышки фотоаппаратов. На противоположном тротуаре, привлеченные неожиданным зрелищем, скапливаются толпы зевак и тоже снимают, снимают, все снимают на свои сотовые. Новость о гибели знаменитой ясновидящей перепархивает из уст в уста. Ах, кто бы отрезал ей к чертовой матери крылья!

Дом — шикарный, хоть и не идет ни в какое сравнение с тем, где живет Лазарев. Но охрана налицо, в подъезде — видеокамеры. Двое охранников категоричны: в последнее время к Агриппине никто не приходил.

С кем она живет? Одна. Есть еще женщина, которая помогает ей по хозяйству, но она появляется всего три раза в неделю. Сегодня она не приходила, совершенно точно.

Дверь квартиры, где жила несчастная, надежно заперта. Колесников вызывает людей, ищет очевидцев, но жильцы дома чуть ли не смеются ему в лицо. Эти люди презирают полицию и не желают иметь с ней никакого дела. Напротив Агриппины живет известный шоумен, этажом ниже — ведущий, а этажом выше гремит веселая молодежная вечеринка. Никто ничего не видел и видеть не хотел: подумаешь, кто-то выпал в окно, нам-то какое дело?

В хорошо обставленных комнатах — никого. Дверь была закрыта на замок. Окно распахнуто, и теперь в него плещет мелкий дождь. Внешне — в комнате никаких следов борьбы. Два сейфа надежно заперты, как сундуки Степана Плюшкина. Но Колесникова все же что-то подспудно тревожит.

Быстрый переход