— Я?

— У тебя была нелегкая жизнь. — Он отвернулся, лег, вперился взглядом в потолок. — Ты знала и унижения, и наверняка не раз лила слезы где-нибудь в углу. Знаешь, как это бывает. — Он скорее почувствовал, чем увидел, что Ленда тоже ложится. — Ты влюбилась в князя, а он тебе сердце разбил. Я чувствую, что ты испытала больше, чем предстоит испытать той малышке, чтобы выполнить весь набор условий и снять проклятие. Поэтому если б ты объяснила Петунке, что даже такому человеку может хорошо житься на свете…

— Чего ради ей слушаться именно меня? — очень тихо и осторожно спросила Ленда. Кажется, почувствовала, что он не сказал всего.

— Потому что ты любишь ее, а она тебя… Потому что вы похожи. Потому что после того несчастья с князем ты взяла себя в руки и, — он замялся, — нашла того, кто тебя полюбил.

Они лежали молча, разглядывая потолок.

— Есть что-то еще, верно?

Она понятия не имела о телепатии, не умела колдовать. Но, как оказалось, в мысли ему иногда заглядывала запросто.

— Претокар вернулся сюда со своей нимфой. Она его компрометировала. Ему проходилось трон завоевывать мечом, а не жениться, а она не могла ему… — Он осекся. Тишина стояла достаточно долго, чтобы у Ленды было время понять, что он сознательно чего-то не досказал. — И все-таки он до последнего момента не отпускал ее от себя. Знаешь почему? Потому что они любили друг друга. По-настоящему. В постели — и вообще.

Ему было интересно, спросит ли она.

— Чего она ему не могла? — спросила Ленда.

— Знаешь, почему я верю мозговику? Потому что фактически он разрешил мне убить грифона.

Ленда повернула голову. Ее взгляд стал таким пронзительным, что он почти чувствовал давление на левую сторону лица. Он не ответил ей тем же. Глядел вверх.

— Лжешь, — неуверенно проговорила она.

— Я же сказал, дом делает свое дело. Мешторгазий не велел ему мешать снятию проклятия. Так может показаться, но в действительности все обстоит иначе. Я не спрашивал, он сам мне сказал… Мы не знали всего текста.

— Что?

— Помнишь, Претокар приехал, выскочил из кареты и сразу же перечислил десять нанесенных ему здесь обид и оскорблений? Потом бельницкие разведчики выбежали из курятника. — Дебрен переждал мгновение и повторил: — Потом.

— Погоди… Ты хочешь сказать?..

— Что десятый пункт, который он привел Петунеле, был добавлен им уже после боя. Приехав сюда, он не мог знать, что в курятнике притаились бельничане. — Дебрен повернул голову и наконец взглянул Ленде в глаза: — Настоящий же десятый пункт Мештогразий тогда привести не решился — в разговоре с трактирщицей, но мозговик его знает. Мешторгазий понимал, что кто попало проклятия не снимет, а поэтому наследницам Петунелы незачем было раскрывать тайники некоторых интимных проблем королевича. А эта проблема как раз и входила в разряд интимных. К тому же затрагивала интересы государства. Мозговик получил приказ информировать только серьезных… хм… контрагентов.

— Есть еще одно условие? Какое?

— Княжна, которая снимет проклятие, должна… Черт побери, я и сам не уверен… Ну, в случае Претокара это была… ну, понимаешь, мужская слабость.

— Слабость?

— После фиаско с Ледошкой он не мог ни с одной другой… Даже со своей нимфой. Просто-напросто — не мог. Понимаешь? — Она смотрела на него странным, застывшим взглядом. — Он любил ее, они спали вместе и даже иногда… ну, нимфа не обижалась… Дело в том, что техническая сторона этого… спанья и его удовлетворение…

— Понимаю, — смилостивилась наконец Ленда.