|
Мими на 11 лет, брат Мануэль – на 9. Наши родители очень любили друг друга, у нас не было материальных проблем, и наш дом с садом был такой же красивый, как и у матери Лео в Оер-Эркеншвике (прошу прощения, классический случай синдрома повторения). В моём детстве были собаки и кошки, много прекрасных отпусков и образцово-чудесные бабушка с дедушкой. Мы, дети, были абсолютно беспроблемными, здоровыми, хорошо учились, не были склонны ни к анорексии, ни к наркотикам. Мой брат, правда, пережил короткую фазу того, что отец называл «хамские годы», но его самое злостное хамство состояло в том, что он во время еды ставил локти на стол, говорил «Не волнуйся, старичок» и приходил домой позже, чем обещал.
Счастье моего детства омрачалось только тем, что у меня почти не было друзей. Я пошла в школу с пяти лет и была на голову ниже других детей в классе и всё ещё с полным ртом зубов. И в отличие от других детей я уже умела читать и писать и не понимала, что же такого сложного в том, чтобы от 10 отнять 8. Большинство детей считало меня странной, притягательной и отталкивающей одновременно. К тому же мы проживали в небольшом пригороде, где все знали всех. Куда бы я ни отправилась, меня опережала слава странного фрика. Я перепрыгнула второй и шестой классы, что не способствовало приобретению друзей. Некоторые охотно со мной водились, но в первую очередь для того, чтобы я делала за них домашние задания. Было больно осознавать свою обособленность, и моя мать повторяла свою утешительную фразу «Будь просто самой собой…» почти как молитву, но в конце концов я приспособилась к своей роли фрикового чужака. Было, так сказать, делом чести соответствовать своей репутации, выигрывать олимпиады, завоёвывать призы «Музыкальной юности» и лучше всех закончить школу – лучше всех в округе Ганновер. Правда, в Нижней Саксонии я была только второй – ещё один фрик, семнадцатилетний лауреат многих премий по естествознанию, был лучше меня. Я даже подумала, не написать ли мне ему, но потом увидела его фотографию в газете и отказалась от этой идеи. В отличие от моей сестры, у которой была куча поклонников, я до шестнадцати лет ходила нецелованной. Первым, кто меня поцеловал, был Оливер Хензельмайер, которому я помогала с уроками. Оливер был на полгода старше меня и на три класса младше. Я с самого начала подозревала, что эти отношения обречены, но мне хотелось по крайней мере попытаться. Оливер мне этого не сказал, но через третьи руки я узнала, что он порвал со мной не из-за моего интеллекта, а потому, что у меня маленькая грудь. Из этого я извлекла два урока. Во-первых, парням всё равно, какой у тебя IQ, если с твоим размером бюста всё в порядке. Во-вторых, парень, которому безразличен твой IQ, потому что его IQ гораздо ниже, не слишком эротичен (и фамилия Хензельмайер тоже не очень, кстати говоря). Но с Лео было по-другому. Во-первых, моя грудь нравилась ему такой, какая она есть (ну ладно, он, честно говоря, сказал, что ему важна не внешность, а внутренние качества). Во-вторых, его IQ был гораздо выше, чем у Оливера. В-третьих, у него была красивая фамилия. И в четвёртых, он говорил мне только приятные вещи. После нашей первой ночи – я бы пошла с ним в постель в первый же день, из принципа и ещё потому, что мне было уже пора – он сказал: «Я отношусь к тебе очень серьёзно, Каролина. Я считаю, что мы очень подходим друг другу». Я тоже так считала. Хотя у меня, конечно, не было с кем сравнивать и я не знала, имел ли он ввиду нашу телесную или духовно-эмоциональную совместимость. Или и то, и другое. После третьей ночи Лео сказал: «Я тебя люблю», и я ответила: «Я тоже тебя люблю», как и полагается. И при этом я чувствовала себя действительно, действительно хорошо. Как-то очень нормально. Ну, а теперь я стояла в ванной комнате его родительского дома и должна была выслушивать, что я недостаточно оригинальна. |
