Зачем же детские души коверкаете?» А начальник ответил: «А зато я всегда знаю, что у меня в лагере делается. Это мне очень удобно!»
— И отец не дал этому подлецу по морде? — возмутилась тетя Наташа. — Неужели не дал?
— Подожди, что ты кричишь? — Елизавета Дмитриевна порывисто повернулась к тете Наташе и тут же ударилась лбом об угол раскрытой рамы. — Вот ты кричишь, а тут рамы эти… — Елизавета Дмитриевна потерла лоб рукой. — Конечно, это некрасивый способ узнавать про все, что там… Но, а без этого как бы он узнал?
— А по-твоему, Руфа? — спросила Женя.
— По-моему, этот начальник — низкий человек. Его даже близко к детям подпускать нельзя. Он просто подлец!
— Ты, мама, не согласна?
— Да, что ж… Пожалуй, так. Правда, начальнику нужно знать, что делается у ребят… но есть, наверно, какие-то другие средства. Все-таки это… как-то… низко. А как ты думаешь, Женя?
— Я тоже считаю, что это низко, — сказала Женя, — и что начальник этот подлец!
— Ну так, — усмехнулась Елизавета Дмитриевна, — а где же загадка?
— А загадка уже разгадана! — Женя поднялась и торжественно посмотрела на мать. — Я хотела знать ваше мнение об этом начальнике. И вот я его узнала. А начальник этот — Аркадий Павлович Пожаров. Ну что, мама, ты все еще будешь его мне сватать?
Наталья Дмитриевна охнула и тихонько рассмеялась. Вот так Женька, вот так молодец! А Елизавета Дмитриевна с минуту ошеломленно глядела на нее.
— Скорее всего, это клевета… — начала было она, собравшись с духом.
Но Женя перебила ее:
— Сам рассказал, мамочка. Сам, да еще и хвалился.
Женя смотрела на мать, торжествуя победу, но Елизавета Дмитриевна не сдавалась.
— А что, собственно, произошло? — Она пожала плечами. — Подумаешь, если он там где-то не совсем правильно себя вел. И похуже бывает. А это что? Ерунда какая. Пусть был неправ. И все мы не святые. Но он же любит тебя?! Любит! Ты понимаешь, что это такое?!
— Любит! — повторила Наталья Дмитриевна, усмехаясь.
— Да, любит! — продолжала Елизавета Дмитриевна. — Это же ценить надо. Это больше всего на свете ценить надо — любовь!
— Очень жаль, если любит, — сказала Женя. — Но я-то его не люблю. И прошу тебя, мама, прошу — не разговаривай со мной больше об этом человеке.
— Как это — не разговаривай?! Глупости какие!
Женя взяла Руфу под руку.
— Пойдем.
И почти побежала по тропинке, так что маленькая Руфа еле поспевала за нею.
— Ну подожди, куда ты?
— Куда-нибудь, только подальше. Поскорей, куда-нибудь.
Тропинка сбежала к озеру. Тихая, полная зеленых и голубых отражений вода светилась у заросшего ромашками берега. Здесь Руфа решительно остановила подругу:
— Не беги, хватит. Давай садись. И давай рассказывай.
Женя послушно села рядом с Руфой на мягкий, поросший зеленым мохом бугорок.
— Я не знаю, что мне делать, Руфа, — сказала она.
— Ты что — из-за Пожарова, что ли?
— Тьфу мне на этого Пожарова! Я просто на какой-то развилке стою и не знаю, куда идти — направо или налево. Остаться или уж уехать… бежать отсюда.
— Женя! — Руфа взяла ее за руку. — Ты что… Может, кого-то другого любишь?
— Может быть, — еле слышно ответила Женя. |