Машина взобралась на бугор и остановилась около длинного одноэтажного дома с белым крыльцом и белыми окнами.
Пожаров откинул задний борт кузова и помог девушкам сойти.
Молоденькая практикантка повела их в инкубаторную.
В домике с белым крылечком было очень тепло, даже жарко. Жарко и торжественно тихо. Женя почувствовала присутствие тайны, самой великой тайны природы — рождение живого существа. Огромные темно-красные шкафы — инкубаторы, с плотно закрытыми дверцами и чутко светящимися контрольными огоньками, хранили эту тайну и, казалось, сами прислушивались к тому, что происходит у них внутри. Подчиняясь общему настроению, люди ходили бесшумно и разговаривали вполголоса. И Женя вздрогнула, когда Пожаров громко спросил, спросил так, будто он был где-то на улице, на базаре:
— Тут кто — цыплята или утята?
— Тут цыплята, — сдержанно ответила практикантка, — сейчас покажу.
Она открыла инкубатор. Яркий свет заливал клетки с аккуратно уложенными яйцами.
— Ох ты! — вздохнула Руфа. — Сколько же их здесь?
— Пять тысяч.
— И все сразу выведутся?
— Все сразу. Вон в том, крайнем, сегодня будут выводиться.
Девушка закрыла инкубатор и повела их к другому, стоявшему у самой стены.
— Вот, — сказала она, открывая дверцы, — слышите?
Здесь тоже сверху донизу стояли ящички, полные яиц. Они мягко светились под лампами — белые, желтоватые, темно-желтые… — и дружно пищали.
— Яйца пищат! — обомлела Женя. — Слышите? Это же яйца пищат!
— Это цыплята в яйцах пищат, — улыбнулась практикантка, — вон уже и наклевыши есть.
Жизнь! Было простое яйцо — яйцо, которое тетя Наташа варит к завтраку. А человек сделал машину и разбудил в этом яйце жизнь.
— Как удивительно все это!.. — прошептала Женя.
— Видите, Женя, — сказал Пожаров, — это, конечно, удивительно, вы правы. Но задумайтесь на минутку — кто сделал эту удивительную машину? Инженер, ученый человек. Без настоящего образования человек ничего не сумеет сделать. Вот что.
— А кто-нибудь спорит? — осведомилась Женя. — Вы спорите, Жека…
— Не называйте меня так, пожалуйста. И когда это я спорила?
— Вы спорите с этим всем своим поведением в жизни. Вы считаете, что образование никому не нужно, что все должны только выращивать цыплят или доить коров.
— Вы же знаете, что я этого не считаю. Я буду учиться, — вы это тоже знаете. И работать на птичнике тоже буду.
— Я не понимаю вас, Женя.
— А я вас не понимаю. Я не понимаю, как это вы меня понять не можете?
— Но ведь и отец тоже вас не понимает.
— А я его тоже не понимаю.
— Спряжение глагола «понимать», — пробурчала Руфа.
Женя с досадой отошла от Пожарова.
Из инкубаторной перешли в брудерную. Тут было так жарко, что казалось, волосы трещат от жары. Воздух звенел от неумолчного писка многих тысяч цыплят. Крошечные, только что вылупившиеся цыплятки суетились, жались друг к другу. Лезли к корму, просовывая головы сквозь ячеистую сетку, и пищали, пищали, пищали…
— В голове не шумит от этих соловьев? — спросил Пожаров.
— Ничего. Привыкаешь. Я их и не слышу даже, — сказала практикантка.
— Только родятся — и тут же клюют. — Руфа стояла и внимательно разглядывала цыплят. — Ну, когда из-под наседки, так мать учит клевать. |