Вздохнув, я повернулся и, выйдя из приемной, отправился к открытому дворику. Потом, подойдя к наружной лестнице, потащился на третий этаж в свой номер. Отперев дверь, я вошел, снял сюртук и ботинки и лег на кровать. И, только вытянувшись, понял, как устал. «Слава богу, обошлось без потасовки», – подумал я. Робинсон убил бы меня.

Это происшествие совершенно лишило меня сил. Как яростно он ее защищает! Очевидно, чувства этого человека к Элизе намного превосходят расположение импресарио к подопечному. Вряд ли можно его за это винить.

Я пытался придумать способ увидеться с ней снова. Ясно, что сейчас ей надо отдохнуть, а что потом? Распорядилась ли она, чтобы мне разрешили посмотреть спектакль? Возможно, нет. Я сжимался от одной только мысли о том, что подойду к дверям Бального зала, а меня туда не пустят. Но такое случиться могло.

Я силился вспомнить все, что произошло в железнодорожном вагоне, но в сознании прокручивалось лишь одно: как она слабым, обреченным голосом произносит: «Скорее влюбилась». Я слышал, как она повторяет это вновь и вновь, и каждый раз это вызывало во мне дрожь. Она меня любит. Я встретился с Элизой Маккенна, и она меня любит.

* * *

Когда я проснулся, было темно. Испытав внезапную тревогу, я огляделся по сторонам. Взгляд не остановился ни на чем, что помогло бы мне определить свое местонахождение, и я быстро сел, пытаясь вспомнить, где расположен выключатель. Кажется, я его не видел раньше, но знал, что он должен быть около двери, так что, встав, неуверенно пошел в том направлении. Неловко шаря по стене, я действительно нащупал выключатель.

Вспыхнувший свет позволил мне перевести дух: я по‑прежнему был в 1896 году. За вздохом облегчения последовала уверенная улыбка. Я находился в состоянии сна уже четыре раза и не потерял связи с эпохой; четыре раза – и просыпался без головной боли.

Родилась очередная тревожная мысль: «Я проспал, спектакль уже начался». Будучи не столь пугающей, как предыдущая, она все же привела меня в смятение, и я стал думать, как мне узнать время. «Позвонить портье!» И тут же с ухмылкой отбросил эту идею. Неужели я так и не свыкнусь с этой эпохой?

Я быстро открыл дверь и сразу заметил два лежащих на ковре небольших конверта – белый и бледно‑желтый. Оба были весьма опрятными, а на желтом конверте я заметил бледно‑зеленую восковую печать с изящным изображением розы. Вид ее настолько отвечал очарованию этой эпохи и так меня тронул, ибо я знал, что письмо от Элизы, что я застыл на месте, улыбаясь, как счастливый школьник.

Мне захотелось немедленно прочесть письмо, но сначала надо было узнать время. Выйдя в коридор, я посмотрел направо, потом налево. Не было видно ни души. Я запаниковал, думая, что все на спектакле, и торопливо пошел по коридору, а затем вышел на балкон.

Открытый дворик опять был похож на волшебную страну в разноцветных огнях. Поеживаясь от прохладного вечернего воздуха, забравшегося мне под рубашку, я стал вглядываться, пока не заметил идущего мужчину. Я позвал его сверху, и после повторного зова он остановился и с удивлением посмотрел наверх.

Должно быть, у меня был пугающий вид – без пиджака, с двумя зажатыми в руках конвертами, с торчащими в разные стороны после сна волосами. Мужчина никак не прокомментировал мой небрежный внешний вид, когда я спросил время, а вынул часы из жилетного кармана, открыл крышку и сообщил мне, что сейчас шесть часов тринадцать минут и двадцать две секунды. Весьма точный парень, однако.

Сердечно его поблагодарив, я вернулся в номер. Оставалось еще достаточно времени на то, чтобы умыться и поужинать. Закрыв дверь, я сел на кровать и распечатал сначала белый конверт, приберегая письмо Элизы на потом.

Внутри конверта находилась белая карточка размером примерно четыре на пять дюймов, на которой были напечатаны слова: «Администрация отеля "Дель Коронадо" надеется, что вы почтите своим присутствием (далее написано от руки) в пятницу, 20 ноября, в восемь тридцать».