Подул прохладный ветерок. Уитни задрожала и обняла себя за плечи. Заглядывая в окна каждого номера, она гадала, не там ли Амелия. Так близко и все же невозможно далеко… Она хотела крикнуть, позвать Амелию. Жажда сделать хоть что-нибудь рвалась изнутри, как пойманная кошка.

Уитни была совершенно измучена.

Сейчас главное – найти Амелию и вернуть домой. Прекратить весь этот кошмар. Увы, все не так просто. Даже если Амелия найдется, кошмар не закончится. Совсем не закончится… И эта мысль лишала Уитни последних сил.

Дверь последнего в коридоре номера распахнулась, и вышла женщина во фланелевых штанах и рваной футболке. Медно-рыжие волосы были собраны в небрежный пучок, в руке женщина держала пачку сигарет и зажигалку.

– Что надо? – Она достала сигарету из пачки и взяла ее сухими губами.

– Простите. Я лишь… Моя дочь пропала, – извиняющимся голосом сказала Уитни. – Я ужасно волнуюсь. Кажется, она остановилась здесь. – Она протянула свой телефон. – Вы случайно не видели ее?

Женщина закурила, подошла ближе, с минуту она изучала фотографию.

– Я ее видела.

Пульс Уитни участился.

– Правда?

– Да, они с другой девушкой уехали с полчаса назад.

– Полчаса назад? Вы уверены? – Сердце Уитни упало. Ведь она почти нашла Амелию!

– Да, как раз в это время уезжал мой парень, и я вышла его проводить.

– Не знаете, куда они поехали? – на всякий случай спросила Уитни, уверенная в отрицательном ответе.

– Они довольно громко говорили, что едут навестить свою маму. Постойте, вы разминулись!

Волна жара пробежала по спине Уитни.

Ее сестра. Их мама.

Уитни точно знала, куда они отправились.

Глава 31

После «передозировки» мне больше не разрешали видеться с Милли.

В то время запрет казался мне нелепым. Сейчас я понимаю, почему мои родители были против нашей дружбы. На их месте я поступила бы так же.

А тогда я была уверена, что они отняли у меня самое дорогое и разрушили мою жизнь.

Следующие полгода мы с Милли искали разные способы для общения. Тайком звонили друг другу, само собой, разговаривали в школе. Однако если заходила речь о мальчиках, Милли становилась немногословна. Никогда не говорила о Митче. А потом забеременела и бросила школу.

Так я поняла, что она снова предпочла его мне.

Телефонные звонки стали реже, а скоро и вовсе прекратились.

Родители заставили меня пройти психотерапию. Они ожидали, что на сеансах я буду говорить о смерти Кевина. Именно так они объясняли мое поведение. Мою ложь. Наркотики. Попытку самоубийства.

Возможно, они и были правы. В какой-то степени. Жизнь и смерть Кевина определенно на меня повлияли. В нашей семье все всегда вертелось вокруг его болезни. Не было ни мгновения, чтобы его недуг на меня не влиял. Болезнь брата полностью поглощала моих родителей – и пока он был жив, и после его смерти.

Вот почему я так дорожила отношениями с Милли. И, потеряв ее, скучала. По жизни, в которой не было места Кевину. Которая принадлежала мне одной.

Потеряв Милли, я потеряла часть души. Эта утрата и стала причиной моей депрессии. Именно о ней я собиралась поговорить с доктором Картером. Но когда он уставился на меня с выражением ожидания на лице и занес ручку над желтым блокнотом, я взяла и рассказала совершенно другую историю.

Я рассказала ему о мраке, в котором живу и днем и ночью. О мальчике, который снабжал меня наркотиками и не давал встречаться с подругами. Я столько раз рассказывала эту историю – доктору Картеру, Дэну, родителям, – что в конце концов она перестала быть историей Милли и стала моей собственной.