— Он что, слепой, Идрис? — спросил Шэди между делом. — Странно.

— Ишь, дурень дурнем, а интуиция работает, — ухмыльнулась хозяйка. Как-то незаметно они очутились рядышком на одной скамейке, а Белладонна положила голову старухе на юбку. — Это я не об Идрисовом зрении — надо самому быть слепым, чтобы не замечать его изъяна — а о том, что ты верно угадал характер здешних мест. Излечить глаза ему тут плевое дело, он сам не хочет. Видишь ли, Идрис любит и умеет обучать псов-проводников для слепых, с этой же Зюлейкой они так крепко подружились, что повсюду желают ходить вместе. А их брат мусульманин никак со своими собаками не разберется: то они для него наследие проклятого зороастризма, так что и в дом их пускать противно, то в хадисы их помещают, а в Коране и вовсе целая глава посвящена верному псу семи эфесских отроков. Но если человек без пса как без глаза — тогда все проблемы побоку. Только я, с другой стороны, не понимаю, что за выгода Идрису держать в поводырях крылатую молнию.

— А у тебя, Арауна, тоже новенький, — вдруг влез в их беседу Леонард. — Как поступим: будем предлагать ему в кости перекинуться на его личную жизнь, никак себя не сознающую, или он игрок иного склада — сам с собой?

— Перескажи то, о чем мне упомянул, — женщина толкнула Шэди локтем в бок, — только другими словами.

— Да это неинтересно, — начал отнекиваться он. — Только зря время потратите.

— Не тебе судить, что для нас зря, а что не очень, — возразила старуха. — Тем более, что у тебя лично тут будет преизбыток не только времени, но даже пространства, если заслужишь: вот и развернешься в них.

Шэди крепко вздохнул и начал:

— Понимаете, мои отец с матерью сошлись как будто по чужой воле, и не по любви, хотя по симпатии и по взаимному хотению. Ну и привнесенные, как говорят, факторы. Солдат тянется к женщине — если убьют его, так пускай хоть память, хотя бы малая частица его останется на земле. Сама женщина — ну, я думаю, земные помыслы, вроде того, что женихов всех на войне повыбьют… а после ухода мужа на действительную не один ребенок, еще и продуктовый аттестат останется, после гибели — пенсия. За этими мыслями прячется и более возвышенное: сохранить в себе живое тепло, держать при себе юную жизнь и греться об нее, не быть на земле одинокой. А все-таки соединяются двое ради чего-то помимо любви, иного, чем сама любовь, и души никакой в это нечто не вкладывают — только в свои чаяния. Не в ребенка, а в свое желание ребенка. Вот дитя, нарождаясь, и не берет ничего от душ обоих — одни гены. Я ведь послушным был, мягким в детстве — это мне так легко давалось! И так велика была моя ущербность, что я был лишь тем, кем хотели меня видеть другие. Потом, взрослым, я прочел, что так быть не должно; личность мягкой и уступчивой не бывает, она ведь должна утвердить себя в мире. Но то я в книжках прочитал и головой понял, а внутренность моя с того не наполнилась. Вот кто я — полый человек. И — бесполый. Хотя в бывшем когда-то у меня паспорте было обозначено совсем иное…

— Что ты пуст, — ответил на это Идрис, — это хорошо. Лишь пустое способно воззвать к полноте и ею насытиться; только отказавшись и став вне самости — возможно ее приобрести. Ведь только посмотри, какую только чепуху вы, внешние люди, не считаете собой! А что до того, к какой конкретной половине твоего отряда двуногих ты принадлежишь, — поверь, никто из нас не заставляет тебя четко в этом определяться.