— Хорошо сказано, Прокофьев, — похвалил его граф Тимашев. — Право же, у тебя на все готов ответ.

— Ура! Браво! — крикнул в заключение Бен-Зуф.

Действительно, лейтенант Прокофьев предложил чрезвычайно смелый план. Однако, так как колонистам все равно грозила гибель, надо было идти на риск. Для этого следовало точно установить не только час, но, если возможно, минуту и даже секунду, в которую произойдет столкновение.

Капитан Сервадак вызвался как можно осторожнее и деликатнее выведать это у Пальмирена Розета. Итак, в тот же день под руководством лейтенанта колонисты приступили к изготовлению монгольфьера, и довольно большого, ибо он должен был поднять всех обитателей Теплой Земли, то есть двадцать три человека — об англичанах с Гибралтара и Сеуты больше не приходилось заботиться.

Стремясь увеличить шансы на спасение при встрече с Землей, лейтенант Прокофьев хотел подольше продержаться в воздухе. Возможно также, что аэронавтам придется искать удобную площадку для спуска, и надо постараться, чтобы в нужную минуту шар не отказался им служить. Вот почему лейтенант Прокофьев принял решение захватить с собой некоторый запас топлива — сухой травы и соломы, чтобы нагревать воздух, наполняющий монгольфьер. Так поступали в прежнее время первые воздухоплаватели.

Паруса «Добрыни», сложенные в Улье Нины, были сделаны из чрезвычайно плотной парусины; покрыв ее лаком, нетрудно было добиться, чтобы ткань стала еще более непроницаемой для воздуха. Все нужные материалы имелись среди товаров тартаны и, значит, в распоряжении лейтенанта. Кроме того, лейтенант Прокофьев тщательно разметил, как надо кроить паруса. Все, не исключая и крошки Нины, принялись за шитье полотнищ. Опытные в этом ремесле русские матросы научили испанцев, как взяться за дело, и работа в новой швейной мастерской дружно закипела.

Оговоримся: работали все, за исключением ростовщика, об отсутствии которого никто не жалел, и Пальмирена Розета, не желавшего и слышать о сооружении какого-то монгольфьера!

Целый месяц прошел в напряженном труде. А капитан Сервадак все еще не улучил минуты задать своему бывшему профессору вопрос о предстоящей встрече двух светил. Пальмирен Розет был неприступен. Его не видели по целым дням. С тех пор как температура стала довольно сносной, он перебрался в свою обсерваторию, уединился там и никого к себе не допускал. Он грубо пресек первую же попытку капитана Сервадака затронуть этот вопрос. Более чем когда-либо раздосадованный возвращением на Землю, он нисколько не интересовался грозящими опасностями и не желал ничего делать для общего спасения.

Однако необходимо было знать с величайшей точностью, в какой именно момент столкнутся оба светила, летящие со скоростью двадцати семи лье в секунду.

Капитану Сервадаку пришлось вооружиться терпением, и он им вооружился.

Тем временем Галлия продолжала неуклонно приближаться к Солнцу. Диск земного шара заметно увеличивался на глазах у галлийцев. За ноябрь месяц комета пролетела пятьдесят девять миллионов лье и 1 декабря находилась всего лишь в семидесяти восьми миллионах лье от Солнца.

Температура значительно повысилась, началась оттепель, лед тронулся. Великолепную картину представляло море, где трескались и дробились ледяные глыбы. Слышался величественный «голос льдов», о котором говорят китоловы. По склонам вулкана и береговых скал струились змейками первые ручейки. С каждым днем появлялись все новые потоки и водопады. Снег на вершине вулкана подтаивал со всех сторон.

В то же время на горизонте стали сгущаться водяные пары. Мало-помалу образовались облака, быстро гонимые ветром, который ни разу не дул в течение всей долгой галлийской зимы. В ближайшем будущем следовало ожидать гроз или бурь, но никого это не пугало; в эти дни вместе с теплом и светом на поверхность кометы возвращалась жизнь.

Между тем тут произошли два давно ожидаемых события, повлекшие за собой гибель галлийского морского флота.