|
Да, и полковник Дентен подробно всё на карте изобразил, хотя и соврать мог, но навряд ли! Батарею они охраняют — это бесспорно! А потом вполне вероятно, что они устанавливали её специально на наших глазах, чтобы мы именно так и поступили, то есть пошли туда, где нас ожидают. Не стоит их не дооценивать! — Прапорщик показал рукой куда-то вниз, имея в виду, наверное, тех, кто собирался нас захватить. — На машине или бронетранспортёре мы далеко не уйдём. Они поднимут вертолёты, и нас перехватят по дороге или уничтожат, даже если мы прорвёмся на сопредельную территорию, и, главное, извинений никому не принесут по поводу того, что бомбы не там, где надо, упали. А если и принесут, то нам от того легче не станет. А потом следующий вопрос — кто вертолёт пилотировать будет? Я сам не умею, значит, ты, Батя? Всё-таки, одно дело планёр или спортивный самолёт, а другое дело вертолёт, там ведь принцип управления не самолётный, ну может я, конечно, ошибаюсь? Только думаю, даже уверен, что вертолёт ты поднять не сможете, ты даже не сможете запустить его движок. Значит, опять же придётся лётчика захватывать? Саня, но это же ведь не кино! Вот то-то и оно!
После столь длинной тирады слов Дмитрий замолчал, я тоже ничего не говорил. А что собственно можно было предложить? У меня в голове не было никакого плана по нашему спасению и выхода с горного плата. Димка, как бы угадав мои мысли, в точности повторил их, но только вслух. — А с другой стороны, у меня, например, вообще никакого предложения нет! Командир! Ну, ты чего молчишь? Твоё слово решающее. Ты же ведь у нас мозг? Я твои уши, глаза, руки! Хотя нет, уже не руки, но глаза и уши, а ты давай шевели мозгами, как нам выбираться отсюда, проявляй заботу о подчинённых. Что делать-то будем? — Опять заговорил прапорщик. Я же молчал, ждал, когда Димыч выговорится, чтобы потом принять окончательное решение, проанализировав предварительно все его предложения. Он довольно часто, когда у него начинался извергаться водопад предложений и всевозможных планов, выдавал очень ценные идеи, которые надо было только вовремя уметь распознать в его многословии. Поэтому я слушал, ибо у меня не было никаких предложений. — Не знаю, Дима! Не знаю ничего! Надо подумать, время ещё есть. Знаю одно точно, что ночью нам не спуститься потому, как разобьёмся с тобой, а днём не прорваться — постреляют словно куропаток. Но выход из любого положения всегда есть, должен быть, и мы его найдём, только подумать малость надо. Смерть? Это тоже ведь выход из создавшейся ситуации, но он у нас будет на самый крайний случай, мы с этим вариантом пока торопиться не будем. — Эх, командир, жаль, комиссара с нами нет! — Это почему же? Он бы что, тебя на руках вынес? — Нет, он бы нам другие слова сказал, и мы бы пошли! — Это, какие же такие слова? Уж не волшебные ли? — А помнишь как в анекдоте? Боец Иванов, ты чего не стреляешь? Товарищ комиссар, так патроны кончились! Ну, ты же ведь коммунист, и пулемёт застрочил дальше. — А мы с тобой Дима, прямо как боец Иванов почти, честно выполнили свой долг. Только вот комиссара нет! — Так ты за комиссара, Саня! Приказывай, выполню! Я мучительно размышлял, что предпринять, но в голову не шли абсолютно никакие полезные и нужные мысли, а лезла всякая ерунда и глупость, наподобие, как бы нам да на чём бы перелететь или переплыть. Мне порой просто казалось, причём до полного отчаяния, что выхода нет, но я тут же успокаивал себя и гнал прочь свой пессимизм, говоря, что такого быть не может, ибо всегда есть какое-то решение даже для самого сложного вопроса. «Какая-то безысходность, никогда я не попадал в такие ситуации, как в этот раз», — гвоздём засела в голове одна единственная мысль. Да и трудно было появиться другой, потому как, наблюдая за всем, происходящим внизу, я удивлялся, как это мы с Димкой ещё не попали в плен, слишком уж большие силы собрал Дентен для нашего захвата. |
