Для него это была последняя надежда, а она, как известно, и умирает последней. То, что писал Виктор Семенович своим врагам, это было одно, а другое он показывал всем, и им в том числе, что сломить Абакумова невозможно. Заставить показать против себя — тоже невозможно. Он верил, он надеялся, а может быть, даже был уверен в том, что они остановят эксперименты и освободят его.

И он упорно молчал.

На очередном допросе полковник Седов спрашивает Абакумова:

— Голословно отрицая совершенные вами преступления, вы еще раз показываете свое враждебное отношение к ВКП(б) и Советскому государству. Когда вы намерены разоружиться и рассказать правду о вашей преступной деятельности?

— На предыдущих допросах я уже показал, что преступлений против ВКП(б) и Советского государства не совершал. К этим своим показаниям на сегодняшнем допросе ничего добавить не могу, — будто заученными словами отвечает Виктор Семенович. (Перерыв с шестнадцати тридцати на семь часов. Итак до четырех часов сорока пяти минут.) Но абсолютно ничего нового. Хотя кое-что меняется.

14 ноября 1952 г. Рюмина убирают из МГБ и переводят в госконтроль СССР старшим контролером. Он не справился.

А 17 ноября 1952 г. помощник начальника следчасти по особо важным делам подполковник Гришаев докладывает рапортом заместителю начальника следчасти полковнику Соколову: «Согласно распоряжению Министра государственной безопасности Союза ССР товарища Игнатьева С.Д., 15 ноября 1952 г. арестованный № 15 перемещен в камеру № 77 Бутырской тюрьмы из шести камер, расположенных в конце коридора, где размещена камера № 77, выведены все заключенные, и, таким образом, по соседству с арестованным № 15 других заключенных нет.

В целях конспирации эта часть коридора отгорожена специальной портьерой. У двери камеры выставлен круглосуточный пост из числа наиболее проверенных надзирателей. Надзиратели предупреждены, что арестованный № 15 способен допустить любую провокацию и может прибегнуть к самоубийству.

Поэтому за ним необходимо вести особо тщательное наблюдение. Также в целях конспирации принято решение прикрепить к арестованному № 15 наиболее проверенного, умеющего держать язык за зубами врача и вызов других врачей к арестованному производить только в экстренных случаях. Согласно указанию министра, арестованный № 15 закован в наручники, которые будут сниматься только во время принятия пищи. Все остальное время арестованный № 15 будет сидеть в наручниках, причем в дневное время с руками за спину, а в ночное время — с руками на животе».

Допросы продолжались и в Бутырской тюрьме. Там его допрашивал бывший секретарь ЦК ВЛКСМ В.Н. Зайчиков, который рассказывал Месяцеву, как в первый раз привели Абакумова:

— А, мне следователя-новичка дали?

— Как вы определили?

— Вы были депутатом Верховного Совета, у вас еще на лацкане след от значка, ботинки из-за границы.

Абакумов его сразу раскусил.

Снова Виктор Семенович отрицал измену Родине, говорил, что были ошибки, недостатки, промахи.

— За них я готов отвечать. Я Родине не изменял, — твердил он.

Пытать же его больше не решались, потому что здоровье Абакумова ухудшается.

А что же с ним делать тогда? Например, секретарь партбюро парторганизации следчасти по особо важным делам МГБ СССР Цветаев в своем рапорте указывает:

«По имеющимся врачебным заключениям, арестованный № 15 якобы страдает болезнью сердца, а наблюдающий за ним врач разрешил допрашивать его не более 3–4 часов и только в дневное время.

При таком положении, учитывая поведение арестованного № 15, на мой взгляд, добиться от него признания вины в совершенных им преступлениях невозможно». Далее он предлагает:

«Мне кажется, целесообразно было бы поставить об этом в известность Инстанцию и предпринять необходимые меры в направлении получения от арестованного № 15 признательных показаний.