Можно сказать, что Кутузов фактически устранился от непосредственного руководства сражением, переложив на Барклая и Багратиона основную тяжесть и оставив за собой право главного командования, а также право распоряжаться резервами (впрочем, в это вмешивался Беннигсен). Известно, что Наполеон поступал иначе — он сам постоянно следил за ходом сражения, корректируя действия своих маршалов, и, как писал генерал Пеле, «находясь в 500 саженях от неприятельской линии, откуда часто проносились ядра, он управлял всеми движениями этой великой драмы»39. Неудивительно, что из-за усложненной системы командования русские постоянно запаздывали в действиях. Но, может быть, в той обстановке так было лучше — все равно за Наполеоном не поспеешь, лучше «привлечь на себя силы неприятельские и действовать сообразно его движениям»\ Багратион же и Барклай знали свое дело. Кутузов был важен как символ, как знамя. «Из престарелого вождя, — вспоминал тогдашние свои чувства Н. Е. Митаревский, — как будто исходила какая-то сила, воодушевлявшая смотревших на него»40. В его кажущейся инертности была та надежность, которой раньше армия не чувствовала.
День 25 августа прошел в подготовке сторон к сражению и рекогносцировке позиций противника. Наполеон со свитой объезжал свои позиции и особенно присматривался к левому флангу русской армии. Наши артиллеристы безуспешно пытались его «достать» пушечными выстрелами. Кутузов также объезжал позиции, и в какой-то момент полководцы могли видеть друг друга. Известно, что по крайней мере Кутузов видел Наполеона. Он писал жене 25 августа: «Три дня уже стоим в виду с Наполеоном, да так в виду, что и самого его в сером сертучке видели. Его узнать нельзя — как осторожен, теперь закапывается по уши. Вчерась на моем левом фланге было дело адское»". Это о бое у Шевардина.
Все дни после занятия позиции Багратион посвящал подготовке армии к сражению. Еще 23 августа он вместе со своим генералитетом производил рекогносцировку своих позиций. После этого были резко увеличены масштабы инженерных работ на позиции, которая была признана слабой. Лопат и другого шанцевого инструмента не хватало, Багратиону пришлось приказать «рабочих нарядить по числу инструмента», остальные носили землю и вязали фашины42. Последние приказы Багратиона перед сражением проникнуты заботой о солдатах, стремлением наилучшим образом подготовить свою армию к битве. Он организует наиболее рационально работу на укреплениях, дает распоряжения о распределении рабочей силы, об оплате рабочих и надзоре за ними. Обеспечение армии продовольствием, водкой и перцем Багратион считал своей важнейшей задачей, о чем подробно писал в приказах. 23 августа он распорядился, чтобы все рвы и канавы, мешающие перемещению первой и второй линий, были срыты, их нужно было «заровнять таким образом, дабы они, на случай дела, не могли мешать фрунту и его действиям». Строгими были и его распоряжения об отправке больных в тыл обязательно командами во главе с офицерами. Оказалось, он узнал, что «некоторые полки 2-й армии отправляют своих больных в вагенбург без офицеров, без присмотра и, словом, без всякого продовольствия, отчего одни из них, быв рассеяны по всей дороге, испытывают все невыгоды и во всем недостаток, а другие делают шалости и грабежи»43.
Двадцать четвертого августа он был погружен в управление Шевардинским боем. Сам главнокомандующий в окрестностях Шевардинского редута не появлялся, но, судя по донесениям генерала Левенштерна, внимательно следил за ходом сражения и в один из острых моментов направил туда на помощь 27-й дивизии Неверовского 2-ю гренадерскую дивизию принца Карла Мекленбургского44. Кроме того, С. И. Маевский, дежурный генерал Багратиона, писал, что 24 августа Багратион множество раз посылал его в огонь с приказами о перемещении войск45.
Двадцать пятого августа Багратион издал последний перед сражением приказ, в котором предписывал сохранять светомаскировку — костры «для варения пищи» на виду у неприятеля не разводить, а «помещаться в оврагах и скрытых местах». |