Да и во время обещанной перевязки, которую Говоров проводил с главным врачом 2-й армии Гангартом, исследования раны вновь не сделали. Врачи ограничились внешним осмотром, хотя рана «найдена еще воспаленной», у больного была лихорадка, то есть жар, сменявшийся ознобом. На другой день, 29 августа, при перевязке впервые пошел гной и края раны распухли. И тем не менее рана так и не была исследована.
Безусловно, исследование раны по тем безнаркозным временам было мучительным для раненого, но необходимым медицинским действием. Врач должен был сделать то, что предпринял Виллие: зондом, а также другими инструментами ощупать рану на всю глубину, с тем чтобы определить ее внутренний профиль и, по возможности, извлечь из нее обломки костей и инородные предметы, важнейшим из которых признавался осколок снаряда. Но это исследование не было сделано и 30 августа, когда Багратиона привезли в Москву и к нему позвали профессора медицины Московского университета Гильдебранта. Тот зондировал рану, но в сущности никаких наблюдений не сделал, сказав Багратиону, что «рана и здоровье вашего сиятельства обыкновенны», и, как пишет Говоров, не дал никаких рекомендаций, одобрив все, что делали прежде Говоров и Гангарт. Они же только давали больному лекарства вроде «эфирной настойки корня мауна с мелиссовою водою» и ставили компрессы на части ноги вокруг раны. По другим сведениям, Гильдебрант «поставил вопрос о расширении раны и удалении инородных тел», но Багратион отказался от этой процедуры17.
В принципе, Гильдебрант предложил операцию, которая, согласно «Краткому наставлению о важнейших хирургических операциях», изданному Я. В. Виллие в 1806 году, как раз начиналась с расширения отверстия раны скальпелем. Затем предстояло извлечь из раны инородные тела и обломки костей, перевязать артерии и — очень важно — «произвести противоотверстия, иногда длинные и глубокие, соразмерно величине члена, глубине, суживанию раны и отстоянию одного отверстия от другого». Это должно было способствовать «выхождению или извлечению из ран инородных тел и обломков костей… и для способствования выхождению гноя и отделению помертвелых частей»18.
Между тем со второго дня ранения был заметен прогрессирующий процесс воспаления раны и участка ноги вокруг нее, образования и накопления гноя. Это видно из описания Говорова. Как он сообщает, при перевязке вечером 1 сентября открылось, что рана оказалась «не в лучшем состоянии против прежнего»; 2 сентября «рана его в перевязке представляла весьма количественное нагноение и скрывающуюся под оным глубокую полость, из которой вытаскивался смердящий гной». При перевязке вечером 3 сентября «ощутительно было зловоние. Самый гной в качестве своем изменился»19. Поражает хладнокровие, проявленное во все эти дни врачами, сопровождавшими Багратиона, при виде нарастающего процесса воспаления — ведь они же ведали, что рана не чиста, что Виллие вытащил обломок кости, а там остались и иные инородные тела. Тогдашние врачи прекрасно знали, что все эти нагноения, скапливание гнойных масс чреваты антоновым огнем (гангреной) и общим заражением («гнилой лихорадкой»), Все описанное Говоровым свидетельствовало о начале этого процесса.
Как пользовали гнойную рану. Допустим, Багратион действительно отказался делать операцию, предложенную московским светилом, но все равно врачи не должны были ограничиваться ежедневной перевязкой и визуальным осмотром. Раненный в ногу пулей под Аустерлицем и попавший в плен русский гренадер лечился, например, таким образом: «Рану пользовали корпией и деревянным маслом; бывало, сделаешь из корпии трут, да с деревянным маслом и заправишь его в рану, сверху наложишь компресс и перевяжешь рану бинтом. Это нужно делать каждый день, а бывало, как не сделаешь этого, то нога вздует, распухнет и заболит, ну, тогда берешь бритву и разрезаешь около раны, когда надавишь, материя (1гной. |