Она стала складывать прекрасные сыновьи волосы (Илья Ильич бросился помогать) в урну, похожую на вазу, и сквозь рыдания бормотала:
— И-и-изувер… и-и-изверг… и-и-истязатель… я тебе этого не прощу этого… так и-и-изуродовать ребёнка… у-у-уничтожитель красоты…
— Отрастут, — спокойно сказал Гордей Васильевич. — Раньше он был изувером, извергом, истязателем. Хватит. Поизуверствовал, поизвергал, поистязал. Пора и прекратить. Идём домой, доченька. Там порыдаешь,
К их возвращению Робик практически выорался, только всхлипывал, лежа на тахте.
Папа сидел у него в ногах, бормотал:
— Успокойся, успокойся, успокойся… мы с мамой что-нибудь придумаем… походишь пока в английском беретике… Гордей Васильевич, вы хотя бы отдаёте себе отчет в том, ЧТО вы натворили?
— Честно говоря, не совсем, — признался Гордей Васильевич. — Я не настаиваю на абсолютности своей правоты. Зато я сверхабсолютно убежден, что ваш сынок, являющийся, к сожалению, и моим внуком, растёт редкостным обормотом. А вы и я поддерживаем развитие его обормотизма. Вот я и попробовал кое-что предпринять. Может быть, цель оправдает средство.
Мама хотела погладить голову любимого Робика, но в испуге отдёрнула руку и воскликнула:
— Дыня!
— Жаль! Очень жаль! — насмешливо воскликнул Гордей Васильевич. — Ведь у него всё импортное, а череп оказался в форме отечественной дыни.
— Дурак, дурак, дурак! — сипло выкрикнул Робик.
— Конечно, конечно, конечно! — ответил дед вроде бы серьёзно. — Всю жизнь занимаюсь, понимаете ли, всякими глупостями. — Голос его вдруг загремел. — Во время войны, например, спас сотни людей! Сейчас СДУРУ занимаюсь научной работой, чтобы дети не вырастали обормотами! — Он грозно встал. — А собственный внук растёт обормотом! Займитесь-ка своим ребеночком, дорогие родители, пока не поздно. Кстати! — вспомнил он, уже подойдя к дверям, вернулся, достал из карманов Робика, сколько тот ни сопротивлялся, зажигалку и сигареты. — Спокойной ночи… малыши! — И дед удалился.
Ну, а теперь, уважаемые читатели, нам предстоит посмотреть, что и как бывает с генерал-лейтенантом в отставке, когда он вернется в детство.
Готовя себе завтрак, Илларион Венедиктович загрустил, вернее, очень опечалился. И не подумайте, из-за того, мол, что стал маленьким. Нет-нет, он по-прежнему верил, что должен был вернуться в детство, где у него много дел. Да вот беда: ведь у него сейчас были всего одни трусики! Даже тапочек не было. Во дворе в таком виде появиться ещё можно, а вот в город, тем более вечером, уже не выйдешь. К тому же предстояла схватка с бандитами…
Но ещё больше Иллариона Венедиктовича тревожила мысль: а вдруг он обещал Вовику встретиться сегодня в семь ноль-ноль? А ведь Вовика сегодня бандиты собираются похитить! Надо его предупредить, помочь…
Размышляя над всем этим, Илларион Венедиктович сделал то, чего ему никак нельзя было делать, но что вдоволь было дозволено мальчику Лапе, — полакомился малосольными огурчиками!
Настроение улучшилось. Сейчас главная задача — найти себе сообщника, друга, помощника среди мальчишек, такого, которому можно было бы всё или хотя бы почти всё доверить. Второе: сообщить о своем чудесном превращении старым друзьям, порадовать их, посоветоваться. Третье: разработать подробный план действий на сегодня. Ведь лиха беда начало. Четвертое: обзавестись одеждой и обувью. А это совсем просто — пойти в магазин и купить всё необходимое.
На предполагаемую встречу с Вовиком Илларион Венедиктович отправится сейчас совершенно спокойно: прохожих в такой ранний час мало, да и нет ничего особенного в том, что по улице в трусиках и босиком бежит мальчик, — молодец!
А ему хотелось именно бежать, и притом вприпрыжку, как он не бегал этак более полувека с лишним. |