Здесь не
существовало никакой четкой системы. Иногда в окошке появлялся кулак,
похожий на волосатую дыню, но было ясно, что его обладателя можно смело
посылать во все шесть направлений. А иногда сердце Татарского тревожно
замирало при виде узкой женской ладони с наманикюренными ногтями.
Однажды у Татарского спросили пачку "Давидофф". Рука, положившая смятую
стотысячную купюру на прилавок, была малоинтересной. Татарский отметил
тонкую, еле заметную дрожь пальцев, посмотрел на аккуратно опиленные ногти и
понял, что клиент злоупотребляет стимуляторами. Это вполне мог быть,
например, бандит средней руки или бизнесмен - или, как чаще всего бывало,
нечто среднее.
- Какой "Давидофф"? Простой или облегченный? - спросил Татарский.
- Облегченный, - ответил клиент, наклонился и заглянул в окошко.
Татарский вздрогнул - перед ним стоял его однокурсник по Литинституту
Сергей Морковин. Когда-то он был одной из самых ярких личностей на курсе и
сильно косил под Маяковского - носил желтый свитер и писал эпатирующие стихи
("Мой стих, членораздельный, как топор..." или "О, Лица Крика! О, Мата
Хари!"). Он почти не изменился, только в волосах появился аккуратный пробор,
а в проборе - несколько седых волос.
- Вова? - спросил Морковин удивленно. - Что ты тут делаешь?
Татарский не нашелся, что ответить.
- Понятно, - сказал Морковин. - А ну-ка пойдем отсюда к черту.
После недолгих уговоров Татарский закрыл палатку на ключ и, боязливо
косясь на вагончик Гусейна, пошел вслед за Морковиным к его машине. Они
поехали в дорогой китайский ресторан "Храм Луны", поужинали, сильно выпили,
и Морковин рассказал, чем он в последнее время занимался. А занимался он
рекламой.
- Вова, - говорил он, хватая Татарского за руку и сверкая глазами, -
сейчас особое время. Такого никогда раньше не было и никогда потом не будет.
Лихорадка, как на Клондайке. Через два года все уже будет схвачено. А сейчас
есть реальная возможность вписаться в эту систему, придя прямо с улицы. Ты
чего, в Нью-Йорке полжизни кладут, чтобы только с правильными людьми
встретиться за обедом, а у нас...
Многого из того, что говорил Морковин, Татарский просто не понимал.
Единственное, что он четко уяснил из разговора, - это схему функционирования
бизнеса эпохи первоначального накопления и его взаимоотношения с рекламой.
- В целом, - говорил Морковин, - происходит это примерно так. Человек
берет кредит. На этот кредит он снимает офис, покупает джип "чероки" и
восемь ящиков "Смирновской". Когда "Смирновская" кончается, выясняется, что
джип разбит, офис заблеван, а кредит надо отдавать. Тогда берется второй
кредит - в три раза больше первого. Из него гасится первый кредит,
покупается джип "гранд чероки" и шестнадцать ящиков "Абсолюта". |