— Что я слышу? — спросил Хохлов с любезной улыбкой. — Господа научные работники еще не брались за расчеты, которые были им заказаны летом, правильно я понимаю?! И не брались они потому, что до сих пор не могут договориться, как мои расчеты совместимы с их научным подходом и всеобщей гениальностью?!

— Ольга, — простонал Димон. — Я же просил!..

— Твои расчеты — говно, — заявил Кузя, положил ногу на ногу и той, что сверху, стал качать. Зеленый бумазейный носок у него протерся, и палец, тоже немного позеленевший от носка, выглядывал из дырки.

— Мам, я, наверное, спать пойду, — сообщил Степка. — Вы только громко не орите, а то Растрепку разбудите, и тогда мама будет с ним сидеть, а ко мне не подойдет.

Степка вылез из-за стола, немного повисел на вделанном в дверной проем турнике — оголился худосочный живот с ребрами наперечет, — после чего ушел в глубину ярко освещенного коридора. У Пилюгиных была большая квартира, и коридор в ней большой, и света всегда много.

Потом сын вернулся. Родители закатили глаза и спросили, почему ребенок никогда не может уйти спать с первого раза, и тот им объяснил, что пришел спросить у Хохлова, придет ли тот на его выступление. Степка занимался какими-то очень сложными спортивными танцами, и, по словам родителей, делал это виртуозно.

Хохлов обещал, что придет. Он понятия не имел, когда состоится выступление и где, но спрашивать не стал. Видимо, он должен был знать и забыл, а обижать Степку ему не хотелось.

Степка опять скрылся в коридоре, и только было разъяренные быки повернулись друг к другу и нагнули головы, чтобы вонзить рога, как Степка появился снова и объявил, что Растрепка уже давно орет из своей комнаты, просится на горшок, а его никто не слышит.

Ольга ринулась высаживать Растрепку на горшок, и Степка двинулся следом.

Впрочем, через некоторое время он вернулся, подошел к Димону, важно чмокнул его в щеку и сказал:

— Пока, пап!

Разъяренные быки следили за ним налитыми кровью глазами.

Димон почесал его за ухом, повернул и слегка поддал коленом под зад, но Степка опять вернулся и сказал, что всем остальным он тоже желает спокойной ночи.

Быки вразнобой попрощались.

Степка хотел еще что-то добавить, но Димон как-то очень ловко перекинул его через плечо, хотя тот был довольно длинный, и понес по коридору в сторону спальни.

— Значит, мои расчеты — говно?! — начал Хохлов. — И как это понимать?! Тебе чего, деньги не нужны, ученый хренов?! Я к вам и обратился только потому, что Димон мой друг! Да я мог эти расчеты где угодно заказать!

— Ну и валяй, заказывай! — ответил Кузя, встал и подтянул брюки. — Валяй, валяй! Нашему отделению это дерьмо не нужно! У нас ученые работают, ученые с большой буквы!

— Пошел ты!..

— И я не позволю своим сотрудникам тратить рабочее время на обсчет аэродинамики твоих идиотских труб!

— А твои сотрудники зарплату какую получают?!

— Ну и что, блин! Неужели самое главное в жизни — это зарплата?!

— Нет, ты мне ответь!.. Какую зарплату получает средний сотрудник вашего отделения?!

— При чем тут зарплата?! Вам, капиталистам, только деньги и важны, а нам…

— Кузя! — уже окончательно взъярился Хохлов. — Ты мне можешь ответить, сколько получают твои научные работники?!

— Ну, четыре восемьсот, и что?!

— А сколько бензин стоит, ты знаешь?! Один литр бензина?!

— На х… мне сдался твой бензин?!

— Если девяносто пятый, то восемнадцать рублей литр! Ты где живешь, черт тебя возьми?! На Луне, твою мать?! Там, может, бензин до сих пор по восемнадцать копеек?!

В комнату быстро вошла встревоженная Ольга и плотно прикрыла за собой двустворчатые двери.