— Нет.

— Не сопротивляйся. Покажи грудь, не противься. Ты скоро тоже заведешься, как я.

— Джо, давай успокоимся, — сказала Колетта. — Я хочу, чтобы мы стали друзьями, я не стану отбиваться, только… еще не… Джо, обещаешь вызволить Катона?

— Да.

— Обещаешь?

— Чертов Катон! Да, да. Ох, какая ты дивная, ты — блаженство!

Она позволила ему проникнуть за пазуху. Заведя руки за спину, расстегнула лифчик.

— Так-то лучше. Погоди. Ох, Колетта… — Джо резко выпрямился и стащил с себя рубаху. Расстегнул молнию на джинсах. Потом очень нежно снова положил руку ей на грудь, — Видишь, я могу быть спокойным. Я не дикий зверь какой-нибудь, пока, знаешь? Тебе ведь приятно, правда? Приложи ладонь сюда, — Он взял ее руку, прижал к своей груди, и она почувствовала под золотистыми зарослями волос, спускающимися до талии, невидимые соски и бешено бьющееся сердце, — Ты чувствуешь мое сердце, я чувствую твое. Ты возбуждена.

— Джо, где Катон? Джо, дорогой Джо, ты поможешь нам?

— Сказал же, помогу. Ты назвала меня «дорогой Джо». Я тебе нравлюсь?

— Да, — ответила Колетта.

И это было правдой. Она чувствовала неодолимое раскаяние, неодолимое волнение.

— Я хотел бы рассказать тебе о своей жизни, только не сейчас. Потом. Потом будет так хорошо, Колетта, словно побывал в раю и чувствуешь себя таким расслабленным, обессиленным и в то же время так чудесно, лежишь вместе — и такая нежность…

— Расскажи о своей жизни… сейчас… я бы хотела услышать…

— Отец бил меня, братья били, мать… Боже! женщины — дерьмо… о тебе я не говорю… Колетта, дорогая, сними колготки, просто чтобы показать, что ты согласна. Я не буду торопить тебя, не буду насиловать, знаю, у тебя это в первый раз. Никакой другой девчонке я бы не поверил, но тебе верю. Колетта, ты знаешь, что будет немножко больно в первый раз, знаешь?

— Да.

Она медленно скинула туфли и стала снимать колготки. Отчаянно дрожа. Бросила их на пол, спустила юбку до колен.

— Ты похожа на маленькую девочку.

— Джо, а другие, которые здесь… они придут? Я так боюсь, не тебя, боюсь других.

— Других? А, тех! Слушай, Колетта, я тебе выдам секрет. А потом займемся любовью. Хочу тебя обрадовать. Нет здесь никого другого, только я.

— Только… ты?

— Да, я заставил их поверить в банду. Просто сказал, а они и поверили. Господи, как я смеялся! До чего ж это было легко. Теперь у них поджилки от страха трясутся. Генри Маршалсон несет все эти деньги, а твой брат до смерти напуган, притих, как мышь! Господи, люди такие трусы! Стоит показать нож, и они согласятся на все, что хочешь.

— То есть… ты говоришь… нет никакой банды, вообще никого, что ты сделал все это один, схватил Катона, заставил его написать то письмо, получил выкуп?..

— Да. Я гигант, скажи?

— А негр, ты говорил…

— Нет никакого негра, никого нет… Видишь этот транзистор, я его включаю иногда, какую-нибудь иностранную станцию, и кажется, будто люди разговаривают. Смехота!

— Значит, все это розыгрыш, шутка?

— Я этого не говорил…

— Где Катон? Ты должен рассказать ему, должен выпустить его немедленно… где мы?..

— После, после, не зли меня, я могу и разозлиться, ты это знаешь.

— Ты должен вернуть деньги и…

— Заткнись, дорогуша, не вякай. Никаких денег я возвращать не собираюсь, и лучше ему даже не заикаться об этом.