Ошеломленный, задыхающийся от волнения, он неподвижно сидел, прислушиваясь к той ясной боли потери и раскаяния. Забавная, милая крошка Стефани, наделенная изобретательностью и исключительным инстинктом самосохранения, какого он у нее не подозревал, уехала. Сбежала; и теперь он никогда не сможет заботиться о ней, образовывать ее, упорно трудиться, чтобы сделать ее счастливой и вознаградить за все, что ей пришлось пережить прежде. Да неужели он действительно думал, что ему это удастся? Генри сидел не шевелясь, продлевая ясность момента и подспудно ощущая нечто еще: глубокое облегчение. И жалость, давнюю подругу, которая была с ними заодно. «Бедняжка Стефи, — произнес он вслух, — Бедняжка». Любовь к ней еще не ушла и жгла его, но сжалась в ужасный крохотный шар, вокруг которого спокойно и недостойно жил он. Какая нелепость. Он нелеп, она нелепа. Он никогда бы не оставил ее, никогда. Это правда, и это важно. Но вот она оставила его и…

Он медленно поднялся, подметил следы пудры на пустом туалетном столике, серые пятна от пепла на простынях, тапочки, которые Стефани одолжила у Герды. Медленно шагнул к двери, бросил скомканное письмо на пол, пересек гулкую площадку. Сильно подавшись вперед и перешагивая через две ступеньки, спустился вниз. В библиотеке одно из окон было приоткрыто; он поднырнул под раму, приподнял ее плечами и вышел на террасу, потом спрыгнул на траву, споткнулся и припустил бегом.

Склон был хотя и не очень крутой, но все же, добежав до северной подъездной дорожки, он порядком запыхался. Он побежал по ней, по заросшему гравию, и ощущение было, словно под ногами клумба. У елей пришлось перейти на шаг. Железные ворота были все так же заперты на висячий замок, он так и не удосужился попросить Беллами открыть их. Он вскочил на среднюю перекладину, оперся рукой о стену и перекинул длинную ногу через верх. Острый зубец пропорол штанину и раздался треск материи. Нагретое солнцем железо коснулось кожи. Генри оттолкнулся и спрыгнул по другую сторону ворот, поскользнулся, проехал ладонями по каменистой дороге. Стряхнув прилипшие к рукам мелкие камешки и расправив куртку, он повернул направо к Пеннвуду. Чем ближе Генри подходил к повороту, тем больше он замедлял шаг, пытаясь собраться с мыслями.

В этот момент впереди него с боковой тропинки на дорогу вышла Колетта и, не заметив его, неторопливо направилась к деревне. Какое-то время Генри тихо шагал ярдах в двадцати позади нее. Дорога в этом месте была прямая и окаймлена с одной стороны кустами бузины, а вдоль другой тянулся строй вязов. Под бузиной и у подножия деревьев еще цвело множество примул. Генри ступал по-кошачьи неслышно. Заходящее солнце отбрасывало вперед его длинную тень. Он прибавил шаг, пока тень не обогнала Колетту. Та, увидя у ног чью-то тень, обернулась и остановилась. Генри тоже мгновенно остановился и молча уставился на нее.

— А-а… Генри… привет!

Она была в зеленых бриджах до колен, как в тот день, когда она заговорила с ним и Стефани в «вольво», только вместо твидового жакета сейчас на ней была светло-коричневая рубашка в стиле русской косоворотки, верхняя пуговичка расстегнута, открывая шею. Каштановая грива собрана на затылке, ловко скручена и заколота булавками. В руке она держала корзинку. Щеку, на месте снятого тампона пересекал длинный и узкий багровый шрам.

— Привет! — сказал Генри, но продолжал стоять, не двигаясь.