— Те тюльпаны все желтые. Мне такие не нравятся. Тюльпаны должны быть красными или белыми.

— Возьму на заметку.

— Я люблю белые цветы. Вашу тисовую изгородь пора стричь. Статуй из-за нее почти не видно.

— И это возьму на заметку.

— Кого они изображают?

— Статуи? Богинь.

— Смотрятся довольно жутко, выглядывая из-за листвы.

Они прошли ельник и оказались у ворот. Колетта одним махом взобралась наверх и занесла длинную ногу над остриями в виде наконечника копья. Потом перекинула другую ногу и спрыгнула на землю на другой стороне. Они посмотрели друг на друга.

— Надо мне снять замок с этих ворот.

— Оставь так. Перелезать интересней.

— Ты моложе, как сама сказала. Вот тебе белый цветок.

Генри вынул камелию из петлицы и протянул ей сквозь прутья ворот. Она выхватила цветок, помахала им на прощание и побежала по дороге. Генри повернул назад, улыбаясь, потом задумался о Стефани Уайтхаус.

Он вернулся по подъездной дороге, сшибая ногой сорную траву, торчащую на проезжей части. Когда впереди показался дом, он с раздражением увидел на лужайке мать, приближающуюся к нему. В отдалении, в направлении от леса, не спеша брел Люций в соломенной шляпе. Генри, поколебавшись, свернул в сторону, чтобы не встречаться с матерью, но было слишком поздно.

— Генри!

Герда сияла улыбкой. Она была в старом макинтоше и высоких резиновых сапогах, в руке плоская корзинка, в которой лежали веточки каштана с почками, такие же бука, вишни и несколько тюльпанов — все для очередного букета.

— Привет, мама!

— Я видела тебя с Колеттой Форбс.

— О!

— Как она вышла?

— Через ворота.

— Я велю Беллами отпереть их.

— Мне нравится, когда они заперты.

— Это самая короткая дорога в Пеннвуд.

— А кто ходит в Пеннвуд?

— Так тепло, настоящее лето, правда? Давай посидим на скамеечке снаружи гостиной, погреемся на солнышке, ладно?

Генри последовал за матерью на террасу, там они обошли угол и на южной стороне сели на старинную тиковую скамью у стены. Нагретая солнцем каменная стена дома источала тепло, ярко блестели осколки раковин в камне. Генри, щурясь от слепящего света, глядел на озеро.

— Я видела, ты осматривал тисовую изгородь. Пожалуй, она требует, чтобы ею занялись.

— Я смотрю, липы тоже никуда не годятся.

— Беллами крутится, как может. Сейчас не как при твоем отце. Генри…

— Я просто хотела тебе сказать… что мне очень нравится Колетта Форбс.

— Уморительная девчонка.

— Замечательная девушка, замечательная семья.

— Вот только папаша у нее — неприятный задиристый хам.

— Нет, Генри, ты не прав! Он прекрасный, чистосердечный человек. А ее брат — твой лучший друг.

— Мой лучший друг — Расселл Фишер.

— Ну хорошо, Катон твой давний друг, а давними друзьями не бросаются, согласен?

Хмуро посмотрев на долину, Генри снова увидел вдалеке соломенную шляпу Люция, который теперь неторопливо брел к озеру.

— Такими, как он.

— Как кто?.. А, как Люций… что-то я стала плохо видеть вдаль.

— Он твой любовник?

Герда, державшая корзинку на коленях, резко поставила ее на каменный пол.

— Генри, не говори со мной подобным тоном.

— Извини за тон. Надеюсь, ты не против самого вопроса?..

— Вопрос мне тоже не нравится.

— Думаю, я имею право знать. Объясню почему.

— Мои отношения с Люцием тебя никак не касаются.