Подкуп таможенников для того, чтоб они «рапортовали всякую дичь», производился с целью ввести польское общество в заблуждение насчет частых пересечений русскими войсками польских [117] границ. Подобные инциденты действительно имели место, особенно для поимки дезертиров, хотя командующий и издал приказ, запрещающий «делать шалости в Польше» . Еще в феврале крайне неблагоприятную огласку получил поступок генерал-майора Д. Г. Неранчича, отправившегося через границу с целым эскадроном вдогонку за дезертирами. Потемкин выговаривал в ордере И. И. Мел - леру-Закомельскому: «Неранчич не имел права в Польшу ездить на расправу, а еще меньше вводить эскадрон. Сие дело надлежит строго исследовать» . Штакельбергу в Варшаву было послано повеление принести сейму извинение за пересечение границы. На фоне подобных событий каждое новое сообщение от таможенных чиновников, подкупленных Браницким, грозило разразиться бедой. Но еще опаснее были действия графа в самой Варшаве, где он повел переговоры с полномочным министром прусского короля маркизом Джироламо Луккезини, обещая берлинскому кабинету объединить против короля Станислава-Августа всех польских дворян, если Пруссия окажет покровительство, создаваемой шляхетской конфедерации.

Еще в Петербурге Екатерина несколько раз требовала от Потемкина написать Браницкому и приказать покинуть конфедерацию: «Пора тебе унимать Браницкого. Я никак его поведением не обманута, он в конфедерации ищет короля ссадить» , «ему стыдно и позорно быть врагом своих благодетелей» , «из таковой конфедерации выйдет король прусский новый в Польше» . Князь старался убедить императрицу, что окриком в польских делах ничего не решить. «Помилуй, матушка, чем я уйму Браницкого и когда я его баловал? - писал князь в одной из записок. - Теперь словами ничего делать нельзя, а брать меры нужно. Сердцем ничего не произведем, и оно лишнее. Польша вся - Браницкий, о сем Вам всегда говорил. Браницкого я так держал, что удивительно, как он мог сносить сие, всей армии известно. Войдите в положение дел, Вы увидите, что с Польшей иной нужен оборот. Нам нельзя быть в стороне, когда там действуют все… Нужно там работать» . Угрожающие декларации посла Штакельберга и методы жесткого давления, к которым была склонна Екатерина, не давали, по мнению князя, результатов в условиях, когда Россия сама находилась в стесненном международном положении.

В письме 9 мая из Смоленска Потемкин предлагал расколоть конфедерацию изнутри, склонив на свою стороны давнего союзника Браницкого графа Станислава Фликса Щенсны-Потоцкого, командовавшего войсками на Польской Украине. Для поощрения прорусски настроенного Потоцкого Потемкин просил Екатерину написать по-французски письмо, обращенное к князю, где бы она между прочим с похвалой отзывалась о Потоцком и обещала ему милости и покровительство. Это письмо Григорий Александрович собирался показать графу. «Не худо будет, если здесь включите поклон его жене» , - замечает Потемкин. Жена графа Жозефина-Амалия, урожденная Мнишек, благодаря своему родству, пользовалась определенным влиянием в польском дворянском обществе, поэтому даже ее возможную помощь стоило учитывать в быстро слабевшем лагере сторонников России.

Через 4 дня необходимое Григорию Александровичу послание было получено. «Прошу Вас, князь, уверить генерала от артиллерии графа Потоцкого, когда Вы его увидите, в полном моем уважении, которое мне внушило его истинно патриотическое поведение, - писала Екатерина. - Я буду с нетерпением искать возможность воспользоваться случаем, когда я могла бы выразить ему и его супруге, которой вы также передадите мой поклон… мою признательность» .