|
Это — слова Моро. «Когда я видел одного из этих неуклюжих быко-людей, работавших над разгрузкой баркаса, как он, тяжело ступая, шагал среди кустарников, я невольно спрашивал себя, с трудом стараясь вспомнить: чем же отличается он от настоящего крестьянина, плетущегося домой после своего механического труда? Когда я встречал полулисицу-полумедведицу с ее подвижным лукавым лицом, удивительно похожим на человеческое своим выражением хитрости, мне казалось, что я уже раньше встречал ее где-то на улице в одном из городов». А это говорит герой, когда после гибели Моро остается жить на острове со зверо-людьми. «Я выходил на улицу… и в моем воображении охотящиеся женщины, как кошки, мяукали сзади меня; голодные мужчины бросали на меня завистливые взгляды… и длинной ломаной цепью, не замечая ничего, шли болтающие, как обезьянки, дети. Если я заходил в часовню, мне казалось, что и тут священник бормотал „большие мысли“ точно так же, как это делал раньше обезьяно-человек; если это была библиотека, сосредоточенные над книгами лица людей казались мне выжидающими добычу». А вот так он воспринимает людей, вернувшись после скитаний в Лондон…
Нам кажется, что мы стоим несоизмеримо выше животных, а в действительности мы мало чем отличаемся от них. Высокие слова мы твердим бездумно, как попугаи, и тот из нас, кто силен, никогда не упускает случая пожрать более слабого. Для Уэллса это был вопрос не этики, а биологии, он об этом писал постоянно: период, отделяющий нас от наших предков, чрезвычайно мал, и мы напрасно воображаем, что убежали от них — на самом деле в нас еще так много зверского, что лучше бы нам не гордиться тем, какие мы есть, а ужаснуться — и думать, как стать иными. Первые читатели поняли книгу кто во что горазд. Зоолог Митчел написал в «Сатердей ревью», что Уэллс испортил роман о серьезных проблемах биологии дешевыми ужасами; эту точку зрения разделяли большинство ученых, прочитавших «Остров». Другой рецензент расхвалил роман, только сказал, что автор не силен в фантастике. Известный противник науки Хаттон понял роман как произведение, направленное против медицины и материализма. Стид, почитатель Уэллса, сказал, что роман так мрачен и ужасен, что лучше бы Уэллсу никогда не писать его. В газете «Спикер» вышла анонимная рецензия с ругательствами, где роман объявлялся омерзительным, безответственным и недопустимым. И как прорвало: пошел шквал негодующих писем от читателей, которых привели в ужас грязь, жестокость и безнравственность романа — зачем нам эта «чернуха», чему она учит? Уэллс был сильно подавлен: ведь до сих пор его еще никто (кроме злодея Харриса) за написанное не ругал… Так что когда на этом фоне появилась рецензия в клерикальном издании «Гардиан», автор которой назвал «Остров доктора Моро» неприятной и вредной книгой, но при этом великолепно написанной, и сам ее умно проанализировал, Уэллс был почти счастлив и опубликовал в «Сатердей ревью» статью, где выделил эту рецензию как единственную стоящую, а остальных критиков обозвал тупицами. …А самое любопытное-то вот что: ни рецензентам, ни автору и во сне не могло присниться, что «Остров доктора Моро», который считался тяжелым, сложным, мрачным произведением, станет детским чтением, обаятельной приключенческой книжкой в ряду других викторианских книг… И ведь не в том дело, что мы перестали бояться страшного, задумываться над сложным и воспринимать фантастическое. Представьте себе самую сложную, самую «черную» книгу нынешнего года — и невинно улыбающиеся рожицы тех, кто будет читать ее лет через сто. Не свидетельствует ли это о том, что наша психика эволюционирует в какую-то непонятную сторону, о которой никто даже не догадывается?
* * * Уэллс в очередной раз собрался переезжать. Решение было принято еще до выхода «Острова». |
