Саймона уколола ее ирония.

Дафна уловила перемену его настроения и с усмешкой сказала:

– Да, роль наставника вам не идет. Вы предпочитаете выглядеть демонически и считаете это своим козырем, верно?

Он молчал. Пауза затянулась, поэтому Дафна нашла нужным добавить:

– Такое впечатление вы хотели бы производить на женщин, не правда ли? – Он снова ничего не ответил, и она продолжила: – Не сомневаюсь, это действует на многих, но только не на меня.

– Почему же? – словно очнувшись, спросил он.

Серьезно глядя на него, она пояснила тоном, каким говорят с незадачливыми учениками:

– Потому что у меня четыре брата, и я привыкла к их уловкам и научилась разбираться в мужчинах.

– Вот как… – В его голосе прозвучало разочарование.

– Но ничего, – утешающе произнесла она, потрепав его по рукаву. – Ваши попытки все равно были вполне искусны, я даже польщена таким вниманием. Тем более что со мной заигрывал сам герцог с титулом шалопая. Или шалопай с титулом герцога.

Саймон посмотрел на нее со странной задумчивостью, которая совершенно не вязалась с ситуацией, затем, потерев подбородок, с расстановкой произнес:

– Мисс Бриджертон, кто нибудь говорил, что вы дерзкая девчонка?

Она мило улыбнулась, словно услышала комплимент, и сказала:

– Многие считают меня эталоном доброты и благожелательности.

– Эти многие – дуралеи, мисс Бриджертон.

Дафна в задумчивости склонила голову набок, потом перевела взгляд на похрапывающего Найджела и вздохнула:

– Боюсь, что, хоть это и неприятно, вынуждена согласиться с вами.

– Вам неприятно то, что многие дуралеи, или то, что вы дерзкая девчонка? – уточнил Саймон.

– И то и другое. Но больше меня удручает первое.

Герцог громко рассмеялся и удивился, насколько непривычны для него эти звуки. Он уже и не помнил, когда последний раз так беззаботно смеялся.

– Дорогая мисс Бриджертон, – проговорил он сквозь смех, – если в этом мире вы считаетесь образцом доброты и благожелательности, то в нем весьма опасно жить.

– Вы правы. Моя мать часто предупреждает меня об этом.

– Почему же я не могу ее припомнить? – пробормотал Саймон.

– В самом деле?

– Клянусь. Она похожа на вас?

– Довольно странный вопрос.

– Ничего странного. – Но он уже понял, что сказал глупость, а это с ним, как ему казалось, случалось крайне редко, и, желая оправдаться перед самим собой, добавил: – Вообще то я уже говорил вам – вы, Бриджертоны, как горошины из одного стручка.

Это ее совсем не обидело, и она серьезно сказала:

– Да, верно. Все, кроме матери. У нее светлые волосы и голубые глаза. А мы пошли в отца. Хотя, говорят, у меня мамина улыбка.

После этого утверждения вновь возникло неловкое молчание, которое прервал Найджел, внезапно пробудившись и приняв сидячее положение.

– Дафна, – сказал он, хлопая глазами, – вы здесь? Это вы?

– Боже мой, – тихо произнес Саймон, – он уже перестал вас узнавать? Что вы наделали с его мозгами?

– Я ударила его не по мозгам, а по щеке, сэр. Он просто еще не… не протрезвел.

– Чтобы решиться просить вашей руки, – предположил Саймон, – он, наверное, осушил целую бутылку виски. От него несет как из бочки.

– Неужели я такая страшная? Другие не прибегали к такому способу. Можете навести справки.

Саймон посмотрел на нее так, будто она умалишенная, затем без тени иронии произнес:

– Мисс Бриджертон, я не стану проводить дознание. Я вам верю.

Проигнорировав его замешательство, Дафна предложила:

– Милорд, не пора ли приступить к осуществлению нашего плана?

Тем временем Найджел безуспешно пытался встать, но смог утвердиться лишь на коленях, подползти к Дафне и проговорить:

– Даффи, я обож… жаю вас… тебя… Женись… выходи за меня, Даффи.