– Незачем. Вам не дорожное происшествие вменяется. Мы заводим дело в связи с этим пистолетом.

Герцог одернул платьице на дочери.

– Это – так, на память. И деньги тоже.

– А что за деньги такие?

– Русские деньги, времен первой мировой войны.

– Освободите карманы, Мозес. Что у вас там ¦– я запишу.

Он без возражений выложил деньги, записные книжки, ручки, тряпочку носового платка, расческу и ключи.

– Куда вам столько ключей, Мозес?

– Я могу за каждый отчитаться, сэр.

– Не надо. Не запрещается, если вы не взломщик.

– Здесь только один чикагский ключ – с красной метиной. От квартиры моего друга Асфалтера. В четыре он должен подойти к Музею Розенвальда. Я передам ему девочку.

– Пока еще не четыре, и никуда вы пока не идете.

– Мне нужно позвонить и предупредить его. Иначе он напрасно будет ждать.

– А почему сразу не отвести ребенка к матери, Мозес?

– Видите ли… мы не поддерживаем отношений. Слишком испортили их.

– Вроде вы ее боитесь.

Герцог возмутился: его тянут за язык. Но срываться сейчас ни к чему.

– Нет, сэр, это не совсем так.

– Тогда, может, она вас боится.

– Просто мы так договорились – общаться через третьих лиц. Я ее не видел с осени.

– Ладно, позвоним вашему дружку и мамаше ребенка тоже.

– Ей не звоните! – вырвалось у Герцога.

– Не надо? – Сержант послал ему смутную улыбку и на минуту расслабился, словно добившись желаемого. – Ясно, мы ее сюда доставим и послушаем, что она скажет. Если у нее к вам претензии, то дело выйдет серьезнее, чем нелегальное хранение оружия. Мы тогда предъявим вам скверное обвинение.

– У нее нет претензий, сержант. Можно поднять документы, не вызывая ее сюда. Я содержу этого ребенка и еще ни разу не уклонился от уплаты. Только это и скажет вам миссис Герцог.

– У кого купили револьвер?

Снова‑здорово, без хамства ты не полицейский. Специально так делают, чтобы вывести из себя. Но он сохранял выдержку.

– Я его не покупал. Он принадлежал моему отцу. И эти русские рубли тоже.

– Такой вы сентиментальный?

– Да, такой. Сентиментальный сукин сын. Если угодно.

– И насчет них вы сентиментальный? – Он постучал пальцем по пулям – по одной и по другой. – Ладно, будем звонить вашим. Джим, пиши фамилии и номера.

Он обращался к полицейскому, который привел Герцога. Тот стоял рядом, мордатый, ногтем теребил щеточки усов, морщил губы.

– Да возьмите книжку – вон ту, красную. Только, пожалуйста, не потеряйте. Фамилия моего друга – Асфалтер.

– А другая фамилия – Герцог, – сказал сержант. – На Харпер авеню – так?

Мозес кивнул. Он смотрел, как деревянные пальцы листают его парижскую, в кожаной обложке книжку, испещренную неразборчивыми и полустершимися записями.

– У меня прибавится проблем, если вы вызовете мать ребенка, – в последний раз попытался он уговорить сержанта. – Не все ли равно, если придет мой друг Асфалтер?

– Иди, Джим.

Негр отметил красным карандашом нужные места и вышел.