– Неплохо, мальчик, неплохо. А теперь моя очередь.

Кабелей вдоль стен было здесь натянуто великое множество,и один из них, в два пальца толщиной,имперец попросту вырвал. Посыпались искры, запахло озоном, но вандала это, похoже, занимало в последнюю очередь. Крутанув над головой импровизированную плеть, он со свистом рассек ею воздух и едва не перерубил Гринштейна пополам. Еще удар, еще… Иосиф сумел, наконец, сблизиться, перехватить жуткое в своей эффективности оружие, рванул его на себя. Ладонь обожгло, а имперец, словно и не заметив его потуг, нанес вдруг страшный удар рукояткой кортика.

Не на того напал. Иосиф успел отпустить кабель и, перехватив руку противника, бросил его через плечо. Имперец не удержался на ногах, однако сумел вырваться, в перекате разорвал дистанцию. Всего-то и бонусов, что потерял плеть, но это не помешало ему атаковать снова. Впрочем, Иосиф был к этому готов и встретил противника во всеоружии.

На чем его подловили, Гринштейн так и не понял. Он вроде бы ушел в глухую защиту, уверенно блокируя все удары противника,и вдруг обнаружил, что лежит на холодных металлических плитах, а вокруг него стоят имперцы. Сара, заплаканная и оттого почему-то ещё более красивая, прижимает голову майора к своей груди. И голос победителя погребальным колоколом звучит в пустоте ангара:

– Вы проиграли, господин шпион. Настоятельно рекомендую не дергаться – наше терпение тоже не безгранично.

Позже на «Молнии», когда Демин и Муромский оказались на мостике, капитан лейтенант со странным выражением лица, глядя на Илью спросил:

– Скажите честно, командор, вы псих?

– С чего вы так решили? – Демин удивленно посмотрел на Муромского.

– Тогда объясните мне, что это была за клоунада с нoжом?

– Ну почему же клоунада? Парень был всерьез настроен побрыкаться. Случись перестрелка, кто-нибудь из наших героев-десантников мог наделать в нем дырок. Их ведь учат вначале стрелять, а затем смотреть, кого убили. А так я его взял тепленьким.

– Угу. И заработали еще один шрам. Οн вообще мог вас убить.

– Но ведь не убил же. А победителей не судят.

Муромский замолчал, не найдя достойного ответа, а Демин подумал, что в чем-то императорский бастард прав. Его в последнее время частенько тянуло на нелогичные поступки. Надо всерьез заняться анализом собственного поведения, а то ведь чревато. Правда, додумать эту мысль он не успел – командир «Молнии», склонившийся над голокартой системы, привлек его внимание:

– Командор, взгляните.

Для оценки ситуации командору понадобилось секунд пять, не более. Четыре неопознанных корабля, вынырнувшие из гипера на окраине системы, с приличным ускорением шли к разгромленной базе. Масса покоя невелика – чуть больше, чем у корвета, но заметно меньше фрегата. Для тяжелого крейсера не противники, ни по отдельности, ни все вместе.

– Засветки у них странные, – буркнул Демин.

– Маскируются на уровне «Молнии», обычные радары могли их и вовсе пропустить, – с оттенком гордости в голосе то ли за корабль, то ли за мастерство своих операторов, отозвался офицер.

– Понятно. К бою и… уходим.

Муромский посмотрел на него чуть недоуменно. Все же, хотя он и относился к научной группе, но и офицером он был тоже. И понимал, что крейсер сильнее этой четверки. Так почему опытный и порой до безумия храбрый командор намерен бежать? И почему командир разведчика даже не выказал недоумения по этому поводу?

Все это было в буквальном смысле написано у него на лице, и Демин едва подавил смешок.