20 мая генерал Ла Сесилиа, потерявший значительную часть своих бойцов, требует от Делеклюза разрешения оставить селение Пти-Ванв и отвести батальоны за городские стены. Делеклюз умоляет его держаться до последней возможности и в крайнем случае отступать только после сожжения Ванв. Он пишет генералу: «Я ни в какой мере не солдат и не собираюсь давать вам уроки, но я повторяю, что ваше отступление в пределы Парижа будет иметь катастрофические последствия. Добейтесь чуда, если надо, но спасите позиции. Может быть, вам следует перейти к Гранж-Ори, защита которого окажется более успешной?.. Коммуна целиком полагается па вас».

Делеклюз сразу отправляет приказ Врублевскому направить две тысячи бойцов на помощь Ла Сесилиа. Он с отчаянием говорит членам Комитета общественного спасения:

— Ни за что в мире я не хотел бы увидеть одну из наших армий, вернувшейся в Париж с оставленных позиций… Если те, кто там есть, устоят, то все еще может быть спасено. Что можно поделать с этой злосчастной системой распыления сил? Все требуют людей, артиллерии, а у нас их нет. Это ужасно. Хорошо еще, что Домбровский и Врублевский держатся, несмотря на жестокий огонь!

В тот же день Делеклюз долго занимается делами артиллерии. Здесь снова надо менять руководителей, урегулировать конфликты, наводить порядок. Делеклюз уже несколько ночей не был дома. Сегодня он опять остается в своем служебном кабинете на улице Сен-Доминик.

21 мая положение еще более ухудшается. Ла Сесилиа сообщает, что его войска отступают. Тревожные донесения присылает полковник Лисбон. Особенно отчаянные призывы шлет с самого утра Домбровский, защищающий западную линию фронта. Он сообщает, что значительная часть крепостных стен никем не охраняется, что посылаемые им батальоны возвращаются в полном расстройстве. Он просит подкреплений. Вскоре он сообщает Делеклюзу, что решил оставить свои позиции. Передавая сообщение в Комитет общественного спасения, Делеклюз пишет: «Это немыслимо. Я возражаю против этого отступления, которое будет иметь гибельные последствия со всех точек зрения. Надо, чтобы вы направили ему энергичный приказ удерживать позиции. Мы посылаем Домбровскому передвижную батарею и все, что у нас осталось из артиллерии».

В этом же письме Делеклюз требует от комитета усилить свою деятельность по мобилизации всех сил: «Действуйте в городских округах сами и побуждайте действовать членов Коммуны. Настал момент высшей опасности! Побольше мужества, энергии и особенно поддерживайте дисциплину. Если Домбровский будет настаивать на своем, я его арестую».

Но от Домбровского никаких известий больше не поступает. Зато непрерывно следуют отовсюду требования подкреплений и артиллерии. А у Делеклюза ничего нет. Вся надежда на то, что Комитет общественного спасения и члены Коммуны мобилизуют людей внутри Парижа. Однако они в это время спокойно занимаются рассмотрением дела генерала Клюзере. Приходит сообщение от Врублевского, с южного участка фронта. Ему Делеклюз дал распоряжение отступить в Париж. Его силы можно было бросить туда, где возникла главная опасность, на участок Домбровского. И вот Врублевский неожиданно сообщает, что он отказывается отступать. Он, кроме того, требует подкреплений. Каждый командующий думает только о своем участке фронта. Делеклюз, таким образом, не имеет возможности даже перебросить силы с одного участка фронта на другой.

Впрочем, Делеклюз за десять дней пребывания в военном министерстве мог бы уже привыкнуть к царящей вокруг анархии. От Домбровского по-прежнему нет никаких сообщений. Делеклюз, конечно, не мог знать, что в этот момент Домбровский ждал ответа на письмо, направленное им командующему прусскими войсками: «Будучи тяжело контуженным, — писал он, — обращаюсь к вам с вопросом, могу ли я в случае, если пожелаю оставить Париж так, чтобы не попасть в руки версальцев, рассчитывать на то, что Вы разрешите мне явиться в Сен-Дени со своим штабом и следовать далее в Бельгию».