В три часа дня 21 мая версальские войска вошли через никем не охраняемые ворота Сен-Клу в Париж. Делеклюз не знал об этом до 7 часов вечера, когда он наконец получил такое сообщение от Домбровского: «Мои предположения осуществились. Версальская армия в четыре часа дня вступила в ворота Сен-Клу. Я собираю свои силы, чтобы атаковать их. Я надеюсь отбросить их за линию городской стены с помощью имеющихся у меня людей; пришлите мне, однако, подкрепления. Это опасное событие не должно нас обескураживать. Сохраним прежде всего хладнокровие; ничего еще не потеряно. Если же, как это ни невероятно, версальцы сохранят захваченную территорию, мы взорвем наши мины и будем держать их на расстоянии от нашей второй линии обороны, опирающейся на виадук Отей. Сохраним спокойствие, и все будет спасено; мы не можем быть побеждены. Домбровский».

Если бы Делеклюз мог знать, что в это время Домбровский при всем желании уже не мог собрать своих сил и тем более атаковать версальцев. В город, не встречая сопротивления, вступило около двадцати тысяч солдат. Но Делеклюз ничего не знает об этом. Сообщение Домбровского как будто не содержит в себе ничего тревожного. Делеклюз срочно запрашивает наблюдательный пункт на Триумфальной арке. Оттуда сообщают, что они не заметили ничего. Комендант района Пуэн дю Жур также дает успокоительные сведения. Наконец, Делеклюз посылает отряд в сопровождении офицера штаба, которому поручено на месте выяснить обстановку. Тем временем Делеклюз составляет официальное сообщение: «Обсерватория Триумфальной арки опровергает сообщение, что версальцы вступили в Париж… Комендант секции утверждает, что это пустая паника и что ворота не взяты…»

Делеклюз так хочет этому верить. К несчастью, он получает все новые и новые известия, подтверждающие наихудшие опасения. Около двух часов ночи является Домбровский. Он контужен камнем в грудь, бледен, растерян. Сбивчиво рассказывает он о неудаче всех попыток организовать сопротивление версальцам. Хотя его никто и ни в чем не обвиняет, он с выражением искреннего отчаяния восклицает:

— Как! Комитет общественного спасения принимает меня за изменника! Моя жизнь принадлежит Коммуне!

Домбровский не имеет никакого плана действий, как и другие генералы Коммуны. Поведение совета Коммуны парализует всякую возможность организации в масштабе всего Парижа обороны города. Коммуна, выслушав сообщение о вторжении версальцев, не приняла никакого решения. Более того, члены Коммуны договорились, что каждый пойдет в свой округ и будет там обособленно от других организовывать оборону.

Комитет общественного спасения повел себя еще хуже. Бийоре, который сообщил совету Коммуны о вторжении, заверил, что комитет «на страже». Фактически же комитет не сделал ничего; он предоставил все решать военному делегату Делеклюзу, признав, что сам не в состоянии быть руководящим центром сопротивления. Военная комиссия Коммуны обнаружила полнейшую растерянность. Ее члены лишь озабоченно рассматривали в кабинете Делеклюза карту Парижа и вспоминали взятие Бастилии, эпизоды баррикадных боев в 1848 году.

Наконец, Центральный комитет Национальной гвардии, с такой надменностью требовавший власти, предложил обратиться к версальским солдатам с призывом брататься с народом. Он выдвинул не план организации военных действий, а идею соглашения с правительством Тьера о перемирии и об одновременном роспуске Национального собрания и Коммуны и проведении новых выборов. Версальское правительство вообще не обратило внимания на предложения ЦК, которые были расклеены на всех стенах и лишь деморализовывали ряды защитников Коммуны.

Правда, генерал Врублевский предложил превратить в центр обороны города южную окраину Парижа, где он еще удерживал последние форты. Но это значило просто отдать версальцам весь Париж и особенно колыбель Коммуны, пролетарские районы города, которые только и могли быть главной опорной базой оборонительных боев.