Керенский предпочел своего Ленина чужому Корнилову. И отдал Ленину Россию на растерзание. В выборе между Россией и революцией он не колебался, ставя выше революции только себя самого.

Корнилов отдал жизнь за Родину. Керенский отдал Родину за жизнь. История их рассудила».

…После всколыхнувшей страну волны ненависти к офицерству и армии, после последовавшего разгрома чудом уцелевших в хаосе марта—июля 1917-го командных кадров расправа, безусловно, ожидала бы и самого главного «мятежника» — Лавра Георгиевича Корнилова. Спас его человек, который, казалось бы, уже ушел с политической и военной арены — бывший Верховный главнокомандующий генерал от инфантерии М.В. Алексеев. Именно он взял на себя щекотливую миссию ареста Корнилова и его сподвижников, взял с тайной целью спасти их от расправы дикой толпы. Впрочем, расправа могла последовать и от вполне официальных лиц — одновременно с Алексеевым в Могилёв выдвигался из Орши карательный отряд полковника Короткова, призванный усмирить «корниловский» гарнизон города. А поскольку «ударники» и текинцы тоже были грозной силой, бой был бы неизбежен. К счастью, Алексееву удалось перехватить Короткова в Орше и убедить его остановить поход на Ставку. А отправленные на подавление «мятежа» два корпуса Московского военного округа до Могилёва дойти просто не успели.

Убедившись в том, что сил в его распоряжении нет, Лавр Георгиевич скрепя сердце принял решение не оказывать сопротивление представителям власти, предотвратив тем самым гражданскую войну и сохранив Ставку — ведь боевые действия с внешним врагом продолжалась, и ими нужно было руководить. 1 сентября 1917 года Корнилов передал полномочия Верховного главнокомандующего М.В. Алексееву. Сцена получилась тяжелая. «Вам трудно будет выйти с честью из создавшегося положения, — сказал Корнилов Алексееву. — Вам придется идти по грани, которая отделяет честного человека от бесчестного. Малейшая ваша уступка Керенскому толкнет вас на бесчестный поступок… В лучшем случае или вы сами уйдете, или вас попросят уйти». Вечером Алексеев объявил Корнилову, начальнику его штаба А.С. Лукомскому и генерал-квартирмейстеру И.П. Романовскому о их аресте. Лавр Георгиевич до конца жизни так и не смог простить М.В. Алексееву участия в этой акции, и отношения двух генералов были напряженными даже на Дону, когда оба они уже стояли во главе нарождавшегося Белого дела.

Сначала арестованных генералов разместили в могилёвском отеле «Метрополь», но в ночь на 12 сентября из соображений безопасности отправили в расположенный в 50 километрах к югу от Могилёва городок Быхов. Там пленников разместили в здании женской гимназии. Этот двухэтажный, ничем не примечательный внешне дом сохранился до наших дней, сейчас он выкрашен в унылый бледно-красный цвет и выглядит очень запущенным. До недавних пор там размещалась автошкола.

28 сентября прибыли из Бердичева арестанты с Юго-Западного фронта — Деникин и Марков: «Покружили по грязным улицам еврейского уездного города и остановились перед старинным зданием женской гимназии. Раскрылась железная калитка, и мы попали в объятия друзей, знакомых, незнакомых — быховских заключенных, которые с тревогой за нашу судьбу ждали нашего прибытия.

Явился к Верховному.

— Очень сердитесь на меня за то, что я вас так подвел? — говорил, обнимая меня, Корнилов.

— Полноте, Лавр Георгиевич, в таком деле личные невзгоды ни при чем.

Мы уплотнили население Быховской тюрьмы; я и Марков расположились в комнате генерала Романовского. Все пережитое казалось уже только скверным сном. У меня наступила реакция — некоторая апатия, а самый молодой и экспансивный из нас — генерал Марков писал 29-го в своих летучих заметках: “…Нет, жизнь хороша.