Первая трудность заключается в том, чтобы убраться от трупа. Если я беспрепятственно пройду мимо охранников у служебной двери — когда станет известно о смерти принца, меня уже не будет во дворце. В крови резко подскакивает уровень адреналина, руки начинают дрожать, по спине бегут мурашки. Сердце бьется так гулко, что стук его отдается в ушах.

В уголке левого глаза мигает красный знак выхода. Я не обращаю на него внимания, даже когда он передвигается вместе с моим взглядом подобно солнечному пятну на сетчатке.

Я нахожусь посреди комнаты в то время, как открывается дверь для прислуги. Джемсон Тал, старший дворецкий, начинает говорить еще с порога.

— Прошу прощения, ваше величество, — буквально захлебывается он, — но среди челяди ходят слухи о самозва…

Джемсон Тал замечает обезглавленный труп на постели, переводит взгляд на меня и судорожно всхлипывает. Его глаза выкатываются из орбит, а лицо становится белее мела; он хватает ртом воздух.

Одним прыжком я покрываю расстояние между нами и бью его в горло. Он неуклюже валится на пол и теперь уже задыхается по-настоящему, силясь протолкнуть воздух через пронзенную гортань, и извивается в судорогах.

Все это не мешает мне ровно держать поднос.

С одним стражником разобраться несложно. Вскрикнув что-то косноязычно, он падает на колено возле Тала и пытается помочь ему. Он что же, намерен хлопать по спине этого ублюдка до тех пор, пока тот не выплюнет собственное горло? Второго стражника не видно: будучи умнее своего напарника, он вжимается в стену, подстерегая меня.

У обоих стражников под красно-золотыми плащами прочные кольчуги; подбитые мягкой материей шлемы оснащены стальными шишаками. Тоа-Фелатон не жалел денег на экипировку дворцовой стражи. Мои ножи против них бесполезны, но деваться все равно некуда.

Ожидание подходит к концу. Я снова счастлив.

Умный стражник наконец начинает соображать и зовет на помощь.

Я снимаю с подноса крышку и сумрачно разглядываю Тоа-Фелатона. Концы его длинных прядей окровавлены, однако лицо не слишком искажено. Его можно узнать, даже несмотря на дыру вместо глаза. Я выставляю поднос в дверной проем примерно на высоте груди. Крик третьего стражника обрывается в горле, как от стрелы. Пока он пытается осознать, что означает отрубленная голова принца-регента, я выскальзываю в служебный коридор. У меня есть секунды две, прежде чем умный стражник сможет сказать что-нибудь, кроме «а».

Третий блюститель порядка хватается за меч и устремляется ко мне. Я выпускаю из рук поднос, он свергается с металлическим лязгом: голова катится прочь, пока я перехватываю запястье этого дурня, не позволяя ему вытащить меч; затем наношу удар, который отдается в голове глухим «бум». Нос его расплющивается, глаза съезжаются к переносице. Я разворачиваю тупицу и отбрасываю в сторону, впечатывая его прямо в умника. Подкладка внутри шлема не спасает третьего: шейные позвонки ломаются с сухим треском, когда я бросаю его через спину. Он дергается в конвульсиях, а я тем временем легко перескакиваю через подрагивающее тело Джемсона Тала, чтобы убить умного стражника.

Я уже касаюсь пола после прыжка, глядя при этом только на умника, пытающегося освободиться от тупицы. Но тут Тоа-Фелатон подкладывает мне свинью и так доволен своей местью, что его дух, должно быть, хихикает на небесах: мне под ноги попадает голова убиенного, и я качусь подобно клоуну.

Я едва успеваю перекувырнуться через плечо, вместо того чтобы упасть на спину, и только узость коридора спасает мне жизнь — умник замахивается на меня мечом, но острие застревает в деревянной панели. Я пытаюсь отскочить — и натыкаюсь на агонизирующего Джемсона Тала. На этот раз умник поступает правильно: он не просто размахивает мечом, а делает выпад и вгоняет мне в живот пару футов стали.

Меч в животе — факт весьма неприятный; боли почти нет, но зато чудовищный холод стали замораживает все тело, высасывает силу из ног.