«Папа, — сказал он, — ты в курсе, что у тебя к подбородку присохла дохлая мышь?»

«Я отращиваю бородку. Тебе не нравится? А все прочие находят, что с ней я смотрюсь импозантнее».

Переходя от портрета к портрету, принц снова достиг розово-зеленой двери. На сей раз он постучал трижды и стал ждать. Никакого ответа. Он посмотрел, не пробивается ли из-под двери свет. Нет. Принц пожал плечами:

— Может, я все-таки слишком рано?

— Наверное, сир, вы все-таки слишком поздно, и ей надоело ждать, — предположил Уинслоу.

— Не думаю. — Кевин нажал на ручку и обнаружил, что дверь не заперта. — Ладно, меня пригласили. Уинслоу, подожди за дверью. Не уходи. И никого ни под каким видом не пускай. Хорошо?

— Да, сир.

— До встречи. — Он повернул ручку и наполовину приоткрыл дверь. Абсолютно темно. Принц вопросительно оглянулся на камердинера. Уинслоу только пожал плечами. Кевин скользнул внутрь и дверь за ним бесшумно закрылась.

Тьма все-таки оказалась не совсем кромешная, но единственным освещением служило проникавшее в пару раскрытых французских окон лунное сияние и несколько крохотных красных точек в камине, последние отблески умирающего огня.

Снаружи смутно доносились звуки бала. Прежде чем двинуться, Кевин подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Но, видимо, недостаточно долго. Почти сразу же он ушиб голень о низкий столик.

— Ойё!.. — Теперь Кевин рассердился. — Бекки! Что за дела?!

Девичье хихиканье раздалось прямо у него за спиной. Принц крутанулся, поймав лишь воздух перед собой, прыгнул вперед и ударился другой голенью об очередной столик.

— Черт возьми, Бекки!

Он почувствовал легчайшее прикосновение к затылку. На сей раз Кевин оказался проворнее. Развернулся, обхватил — и ощутил теплые влажные губы, прижатые к своим губам, притиснутые к манишке крепкие груди и изгиб гладких голых ягодиц под руками. Ощущение это длилось ровно одно мгновение. Затем тело в секунду выскользнуло из его объятий, и девичий смех с почти волшебной быстротой зазвучал в другом конце комнаты.

Кевин двинулся на звук, наткнулся на диван, перелез через него. Он смутно различал контур сияющей в лунном свете белесой кожи. Или думал, что различает. Силуэт, казалось, таял по мере приближения — и внезапно принц ощутил горячий влажный язычок в своем левом ухе.

— Ах! — Он раскинул руки и свел их обратно, обхватив сам себя. Пустота. Мгновением позже принц почувствовал, как пара мягких ручек обнимает его сзади, ее бедра прижимаются к его бедрам, и нежные пальчики поглаживают грудь. Она поцеловала его в шею и упорхнула. И снова из темноты донеслось хихиканье. На сей раз, по прикидкам Кевина, — со стороны камина.

«Как она это делает?» — спросил он себя, двигаясь на источник смеха и запутываясь в подвернувшемся на пути стуле. Получив хорошего пинка, стул улетел во мрак, откуда послышались грохот и бряканье. Где-то на пол валились недоступные взгляду, но несомненно дорогостоящие предметы. Принц вполголоса выругался. Затем различил контуры подсвечника. Подхватил его. Осторожно донес до камина, опустил фитилек в золу и принялся раздувать угли, пока конец свечи не занялся крохотным пламенем. Более ему ничего и не требовалось. Он поднялся с колен, и мягкое сияние наконец-то явило Кевину принцессу Ребекку.

Принцесса Дезерая была одета в свободный бархатный пеньюар. Волосы по-прежнему оставались стянуты в суровый пучок, руки строго сложены на груди, а губы сжаты в тонкую прямую линию. Она замерла в дверях гардеробной с таким видом, будто только что явилась сюда, намереваясь выяснить причину внезапного шума и грохота. Ребекка скользнула взглядом по разбросанной мебели, задержалась на опрокинутой вазе и упавшей статуэтке.