– О, вы – журналист?

– Журналист, – ответил молодой человек с гордостью. – К тому же я местный корреспондент «Трибюн». Моя фамилия Чантон. – Он достал визитную карточку и положил ее на стол перед Кинни, на которого несомненное уважение молодого человека подействовало благотворно.

– Вы обедаете здесь? Присаживайтесь ко мне.

– Большое спасибо, мистер Кинни.

– Выпьете?

– Большое спасибо, но первым должен был бы предложить я вам, мистер Кинни.

– Как местный журналист?

– Конечно, – засмеялся Чантон. Его лицо сияло от удовольствия: он сидит за одним столом с великим Хэлом Кинни, шутит с ним, смеется и почти уже выпивает.

Кинни тоже был рад этому, он был рад отделаться от самого себя. Ехать к Шаклворсу ему было не с чем. История Стоунли оказалась мыльным пузырем, а в этой унылой части мира он не видел даже и тени большой «гвоздевой» статьи. Об этом он должен был после обеда позвонить Шаклворсу и, значит, унизиться. Унизительным было и то, как он ушел из дома Стоунли. Весь этот проклятый день был полон унижений. И для Кинни присутствие Чантона, в глазах которого он был одним из полубогов, было просто удачей. Он как на солнце нежился под восхищенным взглядом внимательного и тактичного Чантона. Он вновь почувствовал себя великим журналистом. Он еще покажет им. И он, как на параде, вовсю демонстрировал себя перед молодым человеком.

В конце концов оба они принадлежали к одной профессии, и беседовать им было легко и приятно. Сначала Кинни рассказал о лондонских журналистских делах, затем Чантон, не нуждаясь в особом поощрении, рассказал о местных журналистских делах. Он не жил постоянно в Аттертоне, но знал его хорошо и дал Кинни обстоятельный отчет о политике его представителя в парламента (Аттертон был городом, имевшим такого представителя). Какое-то дело – Кинни так и не узнал, да и не хотел знать какое, – связанное с этим представительством, привело Чантона в Аттертон и до сих пор задержало его, так как ему было необходимо встретиться с чьим-то советником или с советником кого-то.

Они перешли в курительную, где занялись виски, и Кинни дал возможность вести разговор собеседнику, надеясь, что обрывки местных новостей и сплетен подскажут ему тему для обзорной статьи или для «гвоздя». Несколько раз он напоминал себе, что всё еще не позвонил Шаклворсу, но каждый раз отыскивал объяснение и не подходил к телефону.

В десять часов Чантон сказал, что должен «кой-куда заглянуть» и встретиться с советником. Он обещал освободиться как можно скорее и вернуться. Кинни не был обречен на одиночество, так как в курительной основательно засели несколько человек. Пропустив несколько рюмок с самого начала вечера, он готов был говорить с каждым и каждого слушать. Он находился в том приятном состоянии, когда рассудок перестает замечать грубую действительность и старается видеть во всем только приятное и красивое. Сам он себе казался человеком больших возможностей. В любую минуту может произойти что-нибудь удивительное. И он был готов писать знаменитые статьи Хэла Кинни.

Сидящие в курительной услышали, как, сигналя, промчалась пожарная команда. Все подошли к двери. В небе не было зарева, которое указало бы, где горит.

– Ручаюсь, ложная тревога, – сказал кто-то.

– Хорошо, если ложная, – сказал местный житель.

– Нет, люблю смотреть на пожары.

– Только не в этом городе. Слишком опасно. Поэтому-то пожарники всегда начеку. Одна из лучших команд в Англии. Вот эта, что сейчас сигналила. Заметили, с какой скоростью она проехала мимо? Куда они поехали? – спросил он человека, который стоял, опираясь о стенку.

– К концу канала.