Изменить размер шрифта - +

В числе ораторов были: два члена парламента – консерваторы, один из них – удалившийся от дел хапуга-подрядчик, строитель с севера Англии, закоренелый негодяй, который притворялся эдаким грубым самородком, простым работягой, но только и думал о том, как бы вырвать титул и всё, что удастся; второй – шепелявый спортсмен, недавно получивший в наследство после смерти тетки сорок тысяч фунтов стерлингов; адмирал и генерал – этих двух вдохновляли патриотизм и уверенность, что если они не будут бдительны, то ни на что не будут нужны в целом мире. После речей ораторов обещалось небольшое развлечение: с короткой речью должен был выступить герой, молодой рабочий из Средней Англии Чарли Хэббл, который, воплощая в себе достоинства настоящего читателя «Дейли трибюн», не мог не сказать несколько слов в поддержку «Лиги имперских йоменов».

Орган, отгремев добрые старые английские песни, взял последние мощные аккорды и затих. Лорд Кирфадден и его пятеро ораторов вышли на сцену и смешались с реющими флагами Англии, представив таким образом великолепный символ королевства. Хэббл на сцене не появлялся – так как присутствующие на митинге хотели видеть его, а не слышать, было принято мудрое решение выпустить его под конец митинга и тем самым получить желанный театральный эффект. Сейчас он, как скрипач, ожидающий своего выхода на сцепу, сидел в задней комнате за занавесом.

Лорд Кирфадден открыл, как он делал это бессчетное число раз, митинг обычной шуточкой по поводу своей ораторской неспособности, обычными туманными намеками на важность митинга, обычными призывами к серьезному к нему отношению. После него выступил удалившийся от дел хапуга, который сказал, что он надеется, что будет неплохо, если он скажет пару слов о своей прежней работенке по строительству, которую он затем сравнил с созданием нашей империи. Он даже сам не предполагал, насколько точным было его сравнение. За ним, к явному восторгу галерки, выступал шепелявый. Он начал с длинного и очень громоздкого предложения, в котором пытался заявить, что хотя он и не считает себя большим оратором, но тот факт, что он только что вернулся из путешествия по империи, сводит на нет этот недостаток, так как он самолично, как говорится, из первых рук, может рассказать о ней. Однако из-за шепелявости, сложности придаточных предложений и географии он застрял где-то у берегов Новой Зеландии. Его спас мистер Киплинг.

– Что м-м-м-м должны жнать те, – потребовал ответа шепелявый, – кто м-м-м жнает только Англию?

Голос откуда-то из под крыши вовремя ответил: «Всё!», однако, не обращая внимания на это, шепелявый опять осведомился у мистера Киплинга, но, к своему сожалению, должен был ограничиться словами: «Вошток ешть вошток, а шапад ешть шапад», после чего, к его большому смущению, в задних рядах раздался хохот и последовала буря восторга.

Однако все выступившие были лишь довесками. Наступила очередь лорда Бланкирона, и зал тотчас оживился. Наконец-то можно будет послушать человека, которого где только не убивали! Присутствующие шумно приветствовали лорда Бланкирона, но его коричневое квадратное лицо с тем выражением, которое бывает у целящегося взвода, было более мрачным, чем обычно, как будто его светлость прикидывала, как удобнее изрешетить из пулемета два последних ряда галерки. Лорд Бланкирон умел выступать. Кое-кто его даже считал настоящим оратором главным образом потому, что подобно некоторым нашим любимым ораторам, он говорил на скверном языке прозы восемнадцатого века, перегруженном выражениями из жаргона конюхов и дешевыми шутками, которые, если их перевести в многосложные слова, воспринимаются в определенных кругах как свидетельство поврежденного разума. Как и все подобные ему люди, он был многословен и медлителен, словно древний трехпалубник, но благодаря репутации и внушительной внешности, он сразу же завладел вниманием слушателей и, казалось, был способен удерживать его на протяжении последующих трех четвертей часа.

Быстрый переход