Капитан пожал плечами и возразил:

— Вполне возможно, но я сильно сомневаюсь, что без них мы сумеем вернуться в Специю целыми. При попутном ветре мы доберемся до Антиба через два дня. — Он неожиданно остановился, а потом мрачно заявил: — Англия же при нынешних обстоятельствах, боюсь, вне нашей досягаемости.

Джузеппе огляделся и продолжил:

— Вас осталось еще трое.

Капитан сел на бочку смолы и забил трубку. Старший помощник и прыщавый юнга выбрались из трюма, рассевшись поблизости: команда собралась в полном составе.

— Известно ли вам что-нибудь, — спросил рулевой между затяжками, — о прямых и косых парусах каравеллы? А также о такелаже?

— Нет, — ответил Джузеппе, вдохновляющая улыбка упорно не покидала его лицо.

— Я так и думал, — задумчиво протянул капитан. На средиземноморское солнце набежала тучка, поднялся легкий ветер. Наверху захлопал парус, а морские брызги избавились от груза соли, коя немедленно забила ноздри всем присутствующим. — Мастер Веррокио, курс на Специю. Полный вперед!

Старший помощник с трудом потащился к штурвалу.

Джузеппе наклонился к курильщику:

— Знаете ли вы что-нибудь о родственных гомункулах, соединении стихийных сервиторов или астральных источниках?

— Нет, — искренне ответил капитан.

— Естественно, вы не знаете. Они известны только тем, кто читал оригинал «Principia» Леонардо. Они неизвестны даже Церкви. Будьте так добры, поднимите на палубу мой зеленый морской сундук, большой, с медными запорами. Мы доберемся до Англии, мастер Луччио, и я заплачу вам вдвое.

В глазах Джузеппе таилось нечто, лишившее капитана всех аргументов в споре.

— А кто моряком-то будет? — промямлил он тихо.

Но ученый его расслышал и не замедлил с ответом:

— Я буду.

Триумф с трудом открыл глаза, перекатился на бок и упал с кровати. Голова болела ужасно, а нос онемел. Уже второй раз за последние двенадцать часов он получил удар, который легко смог бы привести в замешательство даже быка, а Руперт еще даже не начал составлять список повреждений остальных частей тела, горевших, пульсирующих или просто ноющих.

Он воспользовался временем, проведенным на полу, дабы исследовать то место, куда попал. Стены с деревянными панелями, гипсовый потолок, кушетка, укрытая некими покрывалами, больше похожими на попоны — причем на поношенные попоны, — тяжелая и запертая дверь, пара окон с решетками.

Триумф с усилием поднялся на ноги, ибо каменный пол был слишком холодным и твердым. Восемьдесят пять процентов его тела дружно проголосовало против вертикального положения, но мурашки и гусиная кожа наложили вето на решение и дали команду ногам.

Руперт, покачиваясь, добрался до окна и выглянул наружу. Судя по всему, стояло раннее утро, но вот какого дня — он затруднялся ответить, и, если честно, ему было наплевать. Внизу располагался тенистый двор, дорожки из темного камня вились среди кустов. Каменные шары красовались по углам низких стен. Посредине стояла статуя Эроса, вытворяющего с самим собой нечто эротическое. По сторонам двора виднелись безликие окна, выглядывающие из невыразительных флигелей. Под окном на дорожке стоял человек. Это был Иствудхо. Он посмотрел наверх, каким-то образом почувствовав на себе чужой взгляд, улыбнулся Руперту, подмигнул узким глазом, изобразил пальцем пистолет и выстрелил из него — бах! — в пленника со смехом, заглушённым стеклом окна.

Триумф отвернулся. Где он? Он чувствовал, что должен бы узнать это место, ведь не раз и не два просыпался в королевских и полукоролевских дворцах, всегда умудряясь понять, где находится. Руперт погрузился в воспоминания.