— Только предварительно одобренные этюды, джентльмены, — предостерег их Вулли. — Без всяких карикатур, пожалуйста. Я не хочу видеть в понедельник во всех газетах портреты пьяных аристократов.

Художники кивнули и собрали свое громыхающее оборудование.

— Артисты, — нараспев произнес Спенч, подведя Вулли ко второй группе. — Гомон из «Лебедя», Флитч из «Розы», Хантингдон из «Русалки», Тробридж из «Оха» и Баскервилль из труппы лорда Чемберлена.

Режиссеры поспешно вскочили со стульев, на которых сидели, и расцвели профессиональными конкурентоспособными улыбками обожания. Все, кроме Хантингдона, который невольно бросил предательский взгляд на графин с бренди, стоящий на столе кардинала, и понадеялся, что дыхание не выдаст его с головой.

Вулли заметил все, и если бы не был сейчас в столь серьезном и деловом настроении, то это даже посмешило бы его. Он заметил то, как актеры старались выбиться вперед, улыбнуться шире, выглядеть уверенно и надежно, несмотря на толчки локтями и плечами, которые щедро раздавали друг другу. Возможно, решение привлечь все театральные труппы города к исполнению самого главного представления года было ошибкой, ведь сейчас перед кардиналом стояли самые агрессивные и завистливые люди Лондона. Но Вулли до сих пор помнил всю ярость и клевету за спиной, которые последовали за его выбором труппы лорда Чемберлена для прошлогоднего празднества, и считал любой вариант лучше того, даже такой.

— Благодарю вас за визит, джентльмены, знаю, что вы сейчас заняты последними приготовлениями, — начал кардинал со всей сердечностью.

Он давно уяснил, что разговор с театральными людьми лучше всего начинать с глупых улыбок, если хочешь настроить их на нужный лад. Квинтет разразился хором фраз вроде: «Да не стоит и упоминать об этом», «Вовсе нет» и «Боже! Да разве можно сравнить это с работой, что возложена на вас, ваше преподобие!». Вулли изобразил свою лучшую улыбку и подождал, позволив шуму утихнуть естественным образом.

После чего перешел к делу.

— Надеюсь, — сказал он голосом, в котором неожиданно послышались намеки на бой барабанов, на виселицы и остро наточенные топоры, — что у вас все в должном порядке?

— В абсолютном! — отозвался квинтет единым телом с пятью ртами.

— Прекрасно. Начнем в десять. Мы можем начать позже только в том случае, если ужин затянется и я лично вам об этом сообщу. Понятно? — спросил Вулли.

— Да, полностью, — ответило создание с пятью ртами.

Кардинал повернулся, не спеша прошел к столу и медленно, демонстративно откупорил графин. Повисла глубокая тишина, прерываемая только шелестением шума из-за окон.

— Джентльмены, я чрезвычайно высоко ценю ту работу, что вы проделали, дабы соответствовать моим просьбам, — сказал кардинал. — Я прекрасно понимаю, что сотрудничество ради удовольствия публики противоречит вашим натурам.

Последовала пауза, и потом Вулли улыбнулся, показывая, что шутит. Все преувеличенно захохотали, льстя изящному остроумию кардинала. Все, кроме Хантингдона, сумевшего выдавить только вялый смешок, ибо бедняга был полумертв от облегчения.

Вулли вновь продемонстрировал искусственную улыбку. Квинтет сверкнул зубами в ответ. «А вам стоило бы взять меня в театр, — подумал кардинал. — Я играю лучше, чем вы когда-либо сможете».

— Тем не менее, — продолжил он, — для целей нынешнего вечера мне придется назначить одного из вас ответственным за проведение мероприятия. Я знаю, подобный шаг вызовет раздражение у остальных, но такова необходимость. С целью повышения эффективности и в преддверии, несомненно, крайне беспокойной ночи я должен буду общаться с одним человеком, которому остальные должны подчиняться, чего бы им это ни стоило.