Изменить размер шрифта - +
Брюсовский Институт.)

 

 

* * *

 

Одного порока у Брюсова не было: мелкости их. Все его пороки, с той же мелкости начиная, en grand[11 - Масштабны (фр.).]. В Риме, хочется верить, они были бы добродетелями.

 

 

* * *

 

Слава? Любовь к тебе – биллионов. Власть? Перед тобой – биллионов – страх.

 

Брюсов не славу любил, а власть.

 

У каждого – свой глагол, дающий его деяния. Брюсовский – домогаться.

 

 

* * *

 

Есть некая низость в том, чтобы раскрывать карты поэта так, перед всеми. Кружковщины нет (презренна!), круговая порука – есть. Судить о художнике могут – так, по крайней мере, принято думать и делать – все. Судить художника – утверждаю – только художники. Художник должен быть судим судом либо товарищеским, либо верховным, – собратьями по ремеслу, или Богом. Только им да Богу известно, что это значит: творить мир тот – в мирах сил. Обыватель поэту, каков бы он в жизни ни был, – не судья. Его грехи – не твои. И его пороки уже предпочтены твоим добродетелям.

 

Avoir les rieurs de son cote[12 - Поставить противника в смешное положение (фр.).] – вещь слишком легкая, эффект слишком грошовый. Я, de mon cote[13 - Со своей стороны (фр.).], хочу иметь не les neurs[14 - Насмешники (фр.).], a les penseurs[15 - Мыслители (фр.)]. И единственная цель этих записей – заставить друзейзадуматься.

 

 

* * *

 

Цель прихода В. Я. Брюсова на землю – доказать людям, чтo может и чего не может, а главное все-таки что может – воля.

 

 

* * *

 

Три слова являют нам Брюсова: воля, вол, волк. Триединство не только звуковое – смысловое: и воля – Рим, и вол – Рим, и волк – Рим. Трижды римлянином был Валерий Брюсов: волей и волом – в поэзии, волком (homo homini lupus est[16 - Человек человеку – волк (лат.).]) в жизни. И не успокоится мое несправедливое, но жаждущее справедливости сердце, покамест в Риме – хотя бы в отдаленнейшем из пригородов его – не встанет – в чем, если не в мраморе? – изваяние:

 

 

 

СКИФСКОМУ РИМЛЯНИНУ

 

РИМ

 

 

 

 

 

II. Первая встреча

 

 

Первая встреча моя с Брюсовым была заочная. Мне было 6 лет. Я только что поступила в музыкальную школу Зограф-Плаксиной (старинный белый особнячок в Мерзляковском пер<еулке>, на Никитской). В день, о котором я говорю, было мое первое эстрадное выступление, пьеса в четыре руки (первая в сборнике Леберт и Штарк), партнер – Евгения Яковлевна Брюсова, жемчужина школы и моя любовь. Старшая ученица и младшая. Все музыкальные искусы пройденные – и белый лист. После триумфа (забавного свойства) иду к матери. Она в публике, с чужой пожилой дамой. И разговор матери и дамы о музыке, о детях, рассказ дамы о своем сыне Валерии (а у меня сестра была Валерия, поэтому запомнилось), “таком талантливом и увлекающемся”, пишущем стихи и имеющем недоразумения с полицией. (Очевидно, студенческая история 98 – 99 гг.? Был ли в это время Брюсов студентом, и какие это были недоразумения – не знаю, рассказываю, как запомнилось.) Помню, мать соболезновала (стихам? ибо напасть не меньшая, чем недоразумения с полицией). Что-то о горячей молодежи. Мать соболезновала, другая мать жаловалась и хвалила. – “Такой талантливый и увлекающийся”. – “Потому и увлекающийся, что талантливый”.

Быстрый переход