Хэл чуть помедлил. Он напомнил себе, что у него есть еще двадцать минут, и уселся, скрестив ноги, на ковер. Расслабившись, он погрузился в состояние своеобразной сосредоточенности.

Для этого Хэл пользовался сочетанием приемов, которым его, когда он еще был мальчиком, обучил его наставник‑экзот – один из тех троих, что погибли одиннадцать лет назад, – и собственной методикой, помогавшей сочинять стихи. Он создал эту систему в юности; Уолтер тогда был еще жив. Хэл помнил, как глубоко, по‑детски, огорчился, когда не смог как следует описать картину, которая возникла в его воображении – береза в сыром осеннем лесу. Стихотворение оставляло впечатление чего‑то незавершенного.

Но Уолтер, обычно мягкий и уступчивый во всем, на этот раз строго сказал ему, что он должен радоваться, раз ему вообще удалось создать стихи. Способность к этому, указал Уолтер, встречается редко; и мало кому вообще удавалось так осмыслить ее.

– Большинство людей может, сосредоточившись, пробудить в сознании образ, – говорил Уолтер, – а затем зарисовать его или вылепить скульптуру. Но образ никогда не завершен полностью – это плод воображения; в нем недостает, как правило, отдельных частей, поскольку тот, кто представляет его себе, не сосредоточивается на них. А ты создаешь видение – вполне самостоятельная, цельная сама по себе вещь. Подобная разница существует между историческим эпизодом, который историк тщательно исследовал и в состоянии нести на бумагу свое впечатление о нем, и тем же эпизодом, содержащимся в памяти того, кто его пережил.

– Да‑да! – нетерпеливо перебил его Хэл. – Именно так – кажется, что к березе можно притронуться или даже обойти вокруг нее! Почему бы вам не приложить усилие и увидеть ее?

– Потому что я – это не ты, – ответил Уолтер.

Теперь Хэлу представилась основная память Абсолютной Энциклопедии, точнее, тот образ, который сложился в его воображении.

Она походила на кусок очень толстого кабеля – длиной порядка трех метров, состоящего из раскаленных докрасна проволок; но кабеля, чье плетение ослабло, так что его толщина вдвое превышала исходную, составляя примерно метр.

В сплетении металлических нитей можно было различить каждую. Кроме того, если приглядеться к любой из них, становилось заметным, что она находится в постоянном движении, вытягиваясь или поворачиваясь, чтобы коснуться какой‑нибудь из соседних; иногда лишь ненадолго, а иногда, похоже, едва ли не навсегда соединяясь с ней.

Вначале этот образ создали для него те же самые технологические маги Энциклопедии. С помощью телевизионного изображения он мог постоянно исследовать его. Но с течением времени Хэл настолько преуспел в этом, что мог представлять его себе, просто сосредоточившись.

Хэл начал заниматься этим после того, как увидел, в диспетчерской, Тама Олина, директора Энциклопедии, стоя в диспетчерской, изучавшего столь знакомое ему изображение.

Там Олин был директором Энциклопедии почти сотню лет. До этого он, межзвездный корреспондент, из личной мести попытался обратить ненависть всех обитаемых миров на народы Гармонии и Ассоциации, двух планет, которые были колонизированы квакерами одной из Осколочных Культур, объединяющей как истинных верующих, так и религиозных фанатиков.

Там обвинил квакеров в смерти мужа своей младшей сестры – хотя сам тоже был виноват в ней. Ему не удалось предать имена этих двух миров анафеме перед остальным человечеством; тогда он наконец понял, как далеко зашел в собственной ненависти. Там вернулся сюда, в Энциклопедию, где некогда заметили его редкие способности. Через некоторое время он занял пост директора.

Он один умел определять, какое же знание несет каждая нить, – ему было достаточно лишь пристально взглянуть на нее, а не прибегать к помощи приборов, которыми пользовались инженеры, обслуживающие зал, где размещалась основная память.