– Как хочешь. – сказал Амид.

Старик приблизился, и Хэл шагнул в круг позади него. Следовавший за Стариком чуть помедлил, чтобы дать место Хэлу. Хэл следовал за Стариком и, открывая рот, начал повторять Закон:

«Преходящее и вечное – едины…»

Почти немедленно ритм ходьбы повторяющейся фразы захватили его.

Как будто он оказался на спине какой‑то могучей птицы, которая теперь несла его на себе куда‑то вдаль.. Их сердца бились в унисон; и напряжение, которое он до того бессознательно ощущал, внезапно оставило его, и он почувствовал себя легко и свободно.

Все обстояло так, как и говорил Амид. Хэл не терял контакта с окружающим миром. Он видел как Амид и Аманда, через некоторое время повернулись и пошли прочь, так что рядом осталась только маленькая группа ждавших свой очереди. Он видел и чувствовал все то же, что и обычно, но все внешнее казалось маловажным по сравнению с его собственным движением и повторяющимися словами.

Птица, несшая его, была образом его самого, и он позволил ей нести его на себе. Он ощущал под собой ее мягкие и теплые перья, чувствовал вибрацию от взмахов могучих крыльев, видел далеко на горизонте треугольный, туманно‑белый контур Дедов Рассвета, к которому он направлялся. Чистый, разреженный горный воздух высот глубоко проникал в его легкие. И тут вдруг Хэл понял.

Он понял, что тяжесть, которую он на время сбросил, ступив в круг, была тяжестью поражения. В течение последнего года она день ото дня накапливалась в нем, слой за слоем охватывая его, но пока что воздерживаясь от того, чтобы сомкнуться полностью и сокрушить его силой его собственной воли, которая, чтобы противостоять этой тяжести, росла и крепла подобно мускулам. Так что его неудачи и его сила воли росли одновременно – до тех пор, пока, наконец, даже его воля оказалась на пределе.

И отчаяние наконец коснулось его. Он боролся и побеждал, боролся и побеждал, снова и снова; и снова и снова победа оставляла его – до грядущего решающего сражения. Страх и его приспешники – сомнение в себе и ненависть к себе – по‑прежнему еще раздирали каждого человека изнутри. Хэл брал одну стену лишь для того, чтобы раз за разом оказываться перед другой; а его противник все еще оставался живым и неуязвимым… пока не стало казаться, что стенам не будет конца, и Хэл почувствовал, что его силы вот‑вот иссякнут.

Он знал, что и другие до него принимали подобный вызов: и все они в итоге потерпели неудачу. Но подобно давно ушедшим, он говорил: «Мы продвинулись вот настолько. Мы выиграли вот столько. Теперь, наконец, мы должны быть готовы приблизиться к полю окончательного сражения и положить конец тому, что нас мучит».

Донал победил… и оказалось, что окончательное сражение еще впереди. Пол Формейн победил… и окончательное сражение, все еще ждало его. Хэл Мэйн спас всю ту часть человечества, которую следовало спасти, и она пока находилась в безопасности – до окончательного сражения; а окончательное сражение было все еще вдали за горизонтом, и до него еще было далеко. Должен существовать конец – как должно было существовать и начало. Впервые Хэл задавался вопросом, когда же началась та работа исторических сил, которая привела и его и человечество к нынешнему положению дел. Он впервые воспользовался Созидательной Вселенной, будучи Доналом – чтобы вернуться туда, где, как он думал, ему удастся найти те силы, которые и вызовут окончательное сражение. Он нашел их в двадцать первом веке, когда был Полом Формейном. Но ни тогда, ни теперь он и не помышлял о том, чтобы вернуться назад и найти самый исток событий, приведших к этой последней битве, в которой он будет сражаться в одиночку.

И теперь он мысленно попытался обнаружить ту самую начальную точку; а это привело его в то место и время, к той сцене, в которой он стал английским воином в латах – в самый худший момент его собственной, длившейся всю его жизнь битвы.