* * *

…Сэр Джон Хоквуд сражался долго – весь день – и сражался хорошо, но ни одного человека его ранга и доблести не было рядом с ним, чтобы обратить внимание на его деяния. Он взял пленного, но этот пленный был малоземельным французским рыцарем; и выкуп за него не принес бы сэру Джону богатства – подобно тому, как выкупы сделали богатым сэра Роберта Нолза, а внимание Черного Принца принесло известность сэру Джону Чандосу. Сэр Джон утомился, а вино, выпитое пошлой ночью и рано утром перед сражением, больше не поддерживало его силы, и он чувствовал себя усталым и опустошенным. Он покинул поле битвы, которая почти закончилась, и бесцельно направил коня на небольшой холм, на другом склоне которого лежал сын дубильщика.

Сын дубильщика арбалетчик из Ломбардии умирал под ярким светом сентябрьского солнца. Вокруг стоял запах мятой травы и крови. Ему было немногим больше двадцати, высокий и худой, со смуглым лицом и прямыми черными волосами. Из его живота справа под ребрами торчала английская стрела, пронзившая его насквозь, и он полностью оборвал ее оперение, напрасно пытаясь выдернуть ее. Арбалетчик потерял много крови; но несмотря на это, по‑прежнему лежал, опираясь на локоть, с таким выражением лица, что ни один из английских лучников или конников не подошел, чтобы перерезать ему горло. Кроме того, поблизости не было раненых французских рыцарей, которых имело смысл взять в плен; а сражение отдалилось от него.

Его глаза больше не смотрели на поле боя. Время от времени он слабым голосом кричал.

– Помогите! Помогите сыну дубильщика!

У него за спиной, в некотором отдалении, бородатые, измазанные кровью английские лучники и другие пешие солдаты поспешно искали среди мертвых и умирающих тех, кого можно взять в плен и получить за него выкуп. Урожай был невелик, потому что их более предприимчивые товарищи уже прошли здесь, перерезая раненым горла резким ударом ножа, если нельзя было рассчитывать на выкуп или раненый явно не выжил бы.

Арбалетчик продолжал кричать – от ужасной боли в ране, которая усиливалась из‑за палящего солнца:

– На помощь! На помощь сыну дубильщика…

Он кричал долго, и никто не откликался на его зов, и голос его слабел и слабел. Наконец откуда‑то донесся топот приближающихся копыт. Конь остановился. Послышался глухой звук, и рядом с раненым появились ноги человека, одетого в латы. Вскоре раздался голос; человек говорил на английском.

– А кто сын дубильщика?

Англичанин опустился на колени. Арбалетчик почувствовал, что его поддерживают под руки. Несмотря на безумную боль, он ощутил, что кто‑то пришел ему на помощь. Он прекратил кричать и огромным усилием воли попытался сосредоточить взгляд на этом человеке.

Постепенно неясный силуэт превратился в худое лицо с угловатым подбородком, небритое, в кольчужном подшлемнике с темно‑синей подкладкой. Джон Хоквуд имел глубоко посаженные ярко‑синие глаза под прямыми каштановыми бровями и прямой нос. Кожа лица настолько загорела и была иссушена солнцем, что вокруг рта и уголках глаз появились крошечные преждевременные морщины. Изо рта исходил запах винного перегара.

– А кто сын дубильщика? – повторил англичанин, на этот раз на ломаном языке, обычном среди военных. Но арбалетчик теперь мог понять только диалект, на котором говорил в детстве. До него дошло только то, что кто‑то пришел ему на помощь; а потому, что человек, поддерживающий его под руки, был чисто выбрит, он подумал, что это не рыцарь, снявший неуклюжий шлем, чтобы свободно вздохнуть, а священник.