— Ты сам это видел, претор?

— Мне так показалось. Каска опустил руки, медленно вытер окровавленный клинок о хитон и спрятал его под тогу. Откуда-то из-за стен театра докатился рев толпы. Каска поднял голову, прислушался, скривился в отчаянии.

— Мы опоздали, — пробормотал он. — Марк Антоний успел первым. — И, оглядев молчавших заговорщиков, сказал: — Теперь ничего не изменишь. Бегите из города. — Каска подумал и добавил: — И не верьте Октавиану, когда он предложит вам прощение. Иначе многие из вас погибнут».

09 часов 58 минут Сначала он услышал гул голосов. Постепенно голоса проявлялись из темноты, насыщались тембром. Вскоре Саша даже узнал их. Костя беседовал с Таней. Голос у него не был напряженным или ядовитым. Нормальный треп двух чуть ли не приятелей.

— А вот двадцать седьмого марта, между десятью и… где это?..

…вот, двумя часами ночи, что он делал?

— Двадцать седьмого? «Двадцать седьмого, — повторил про себя Саша. — Что же я делал двадцать седьмого марта с десяти до двух? Где был, разве вспомнишь сейчас? Он толком-то не помнит, что неделю назад делал, а уж в марте-то, хоть в конце, хоть в начале… Нет, не вспомнить».

— Двадцать седьмого марта мы были у моей подруги на дне рождения. «А ведь точно. Были. То ли у переводчицы, то ли у гида какого-то. Народу тьма там еще гуляла. Весело было…»

— И что, Александр Евгеньевич все время находился на ваших глазах? Никуда не удалялся, да? — напирал Костя.

— Ну почему не удалялся? Удалялся, — ответила Татьяна.

— Куда?

— В туалет, кажется.

— И надолго?

— Знаешь, я за часами не смотрела.

— Скажите, а машина, на которой вы приехали, чья?

— «Девятка»? Моя.

— И документы на нее есть?

— Кость, ну чего ты дурью-то маешься? Вопросы какие-то идиотские задаешь… Знаешь ведь, что с документами все в порядке.

— Я тебе не Костя, — негромко сказал оперативник, — а товарищ старший оперуполномоченный. А ты мне сейчас не Татьяна, а Татьяна Николаевна Лерих, между прочим, подозреваемая в соучастии. Поняла? И поэтому попрошу отвечать на мои вопросы точно, четко и по существу. Саша услышал, как Татьяна хмыкнула озадаченно:

— В каком соучастии? Костик, у тебя совсем, что ли, крыша съехала «на почве»?

— Так. Ознакомься с протоколом осмотра.

— С протоколом осмотра чего?

— Машины твоей, дура. «Жигулей» «девятой» модели, цвет «свежая вишня». Регистрационный номер… Ты что думаешь, я тебя зря тут полтора часа байками развлекал? Пауза. Долгая, кромешная, черная пауза.

— Что за чертовщина? — озадаченно спросила Татьяна. — Какие следы, какой крови, под каким ковриком?

— Под левым, со стороны водителя! — рявкнул вдруг Костя. — И группа крови, между прочим, совпадает с группой крови последней жертвы! Поняла? Кому машину давала? Быстро? У кого ключи от твоей машины есть? Ну? Живо отвечать! Сука, овца тупорылая! Будет она мне строить из себя королеву гишпанскую! Кому машину давала, а? — заорал он. — Ты у меня сейчас узнаешь, у кого тут «крыша съехала»! Кому давала машину, отвечать быстро!

— Никому, — совсем сухо ответила Татьяна. У нее всегда становился такой голос, когда разговор бывал ей неприятен.