|
.. Не слышал про это. Нет, это не про Гарина. Шельга протянул вторую вырезку: "... В связи с предстоящими большими маневрами американского флота в тихоокеанских водах был сделан запрос в военном министерстве, - известно ли о приборах колоссальной разрушительной силы, строящихся в Советской России". Питкевич пожал плечами: "Чепуха", - и взял у Шельги третью вырезку: "Химический король, миллиардер Роллинг, отбыл в Европу. Его отъезд связан с организацией треста заводов, обрабатывающих продукты угольной смолы и поваренной соли. Роллинг дал в Париже интервью, выразив уверенность, что его чудовищный химический концерн внесет успокоение в страны Старого Света, потрясаемые революционными силами. В особенности агрессивно Роллинг говорил о Советской России, где, по слухам, ведутся загадочные работы над передачей на расстояние тепловой энергии". Питкевич внимательно прочел. Задумался. Сказал, нахмурив брови: - Да. Весьма возможно, - убийство Гарина связано как-то с этой заметкой. - Вы спортсмен? - неожиданно спросил Шельга, взял руку Питкевича и повернул ее ладонью вверх. - Я страстно увлекаюсь спортом. - Вы смотрите, нет ли у меня мозолей от весел, товарищ Шельга... Видите - два пузырька, - это указывает, что я плохо гребу и что я два дня тому назад действительно греб около полутора часов подряд, отвозя Гарина в лодке на Крестовский остров... Вас удовлетворяют эти сведения? Шельга отпустил его руку и засмеялся: - Вы молодчина, товарищ Питкевич, с вами любопытно было бы повозиться всерьез. - От серьезной борьбы я никогда не отказываюсь. - Скажите, Питкевич, вы знали раньше этого поляка с четырьмя пальцами? - Вы хотите знать, почему я изумился, увидя у него четырехпалую руку? Вы очень наблюдательны, товарищ Шельга. Да, я изумился... больше - я испугался. - Почему? - Ну, вот этого я вам не скажу. Шельга покусал кожицу на губе. Смотрел вдоль пустынного бульвара. Питкевич продолжал: - У него не только изуродована рука, - у него на теле чудовищный шрам наискосок через грудь. Изуродовал Гарин в тысяча девятьсот девятнадцатом году. Человека этого зовут Стась Тыклинский... - Что же, - спросил Шельга, - покойный Гарин изуродовал его тем же способом, каким он разрезал трехдюймовые доски? Питкевич быстро повернул голову к собеседнику, и они некоторое время глядели в глаза друг другу: один спокойно и непроницаемо, другой весело и открыто. - Арестовать меня все-таки вы намереваетесь, товарищ Шельга? - Нет... Это мы всегда успеем. - Вы правы. Я знаю много. Но, разумеется, никакими принудительными мерами вы не выпытаете у меня того, чего я не хочу открывать. В преступлении я не замешан, вы сами знаете. Хотите - игру в открытую? Условия борьбы: после хорошего удара мы встречаемся и откровенно беседуем. Это будет похоже на шахматную партию. Запрещенные приемы - убивать друг друга до смерти. Кстати - покуда мы с вами беседуем, вы подвергались смертельной опасности, уверяю вас, - я не шучу. Если бы на вашем месте сидел Стась Тыклинский, то я бы, скажем, осмотрелся, - пустынно, - и пошел бы, не спеша, на Сенатскую площадь, а его бы нашли на этой скамейке безнадежно мертвым, с отвратительными пятнами на теле. |
