Обры слезли, один грубо попинал носком сапога лежащего без сил человека:
- Эй, раб! Теперь буду ездить на тебе.
Другой предложил веселым голосом:
- Устрой состязание с Кроманцолегом! Клянусь кобылицей Большого Тумана, еще так не ездил. Пусть хан выставит своего знаменитого жеребца, а ты
этого раба. Клянусь сосками небесной Кобылицы, я поставлю на раба.
Обрин оглянулся, смерил взглядом распростертого в пыли Олега - в темных пятнах от смешавшейся с кровью пыли. Поколебавшись, бросил жестко:
- Эй, раб! Послезавтра побежишь против скакового жеребца. В телеге, как и он. Если обгонит - умрешь немедленно.
Ноги обрина исчезли из поля зрения. Олег услышал другие голоса, не разобрал слов из-за своего хриплого дыхания, затем донеслось властное:
- Ты пещерник, значит, смерти не боишься. Но умрут и женщины этого села. Плохо умрут. Очень медленно и очень плохо.
Олег с трудом согнул ноги, уперся дрожащими руками в землю, встал. Его качнуло, он стиснул зубы, удержался. Улица дергалась, перед глазами
плыло, качалось. Он повернулся, с огромным усилием потащился обратно к стене леса, скорее чувствуя ее влажное дыхание, чем видя.
Когда пробирался через кустарник, в голове прояснилось, а перед глазами перестали вспыхивать огненные мухи. Он заглушил боль в мышцах, спине
- все пройдет, и боль, и жажда, и усталость. Надо отстраниться, здесь не искать. Ведь все, что видим и чувствуем, знаем, все то, что называем
этим белым светом, - лишь тень от Настоящего мира, в который он вот-вот прорвется. Люди рождаются, живут и умирают в этом плоском мирке, так и
не познав Настоящего, не заглянув за край. Лишь самые стойкие из подвижников заглянули, если верить слухам, в тот мир, обрели бессмертие, стали
богами! А он всегда был стойким. И к цели шел прямо, не отвлекался.
Его шатало, но - силы постепенно возвращались, шаг выровнялся. Исхлестанная спина немилосердно зудела, кровь застывала коркой, изорванная
кожа под ней стягивается в целое. Он чувствовал, как вспухшие рубцы опускаются, рассасываются.
Он еще только подходил к поляне, когда тяжелое предчувствие заставило ускорить шаг. Поляна вытоптана, над трупом девушки возятся с утробным
рычанием два волка. Один равнодушно взглянул, продолжая тянуть кишку из разгрызенного живота - пещерника оба знали - второй злился, взрыкивал
сквозь сжатые зубы: не мог оторвать измочаленную грудь, хотя упирался лапами изо всех сил.
Олег прошел мимо, чувствуя странное бессилие. У входа в пещеру синели распластанные на его сушильном камне внутренности убитого лося. При его
приближении со злым жужжанием взвился рой жирных зеленых мух. Такие же огромные толстые мухи облепили щедрую россыпь конских каштанов у входа в
пещеру. Из пещеры несет кислой вонью - туда заходили оправляться человек пять-шесть здоровых мужчин, судя по мощному запаху.
Олег сел на пень в сторонке от входа. Загажено, вытоптано, испакощено - но мудрому здесь помехи нет. Нагажено - уберет, испорчено жилище -
проживет без оного. В этом плоском мире, тусклой тени Настоящего, его ничто не обидит и не заденет - он выше. Да, выше, однако тело живет пока
здесь, в одном мире с этой убитой девушкой, загаженной пещерой, воинственными обрами, которые восхотели ездить напрямик через эту часть
заповедного леса. Если обры будут терзать его и дальше, то он не сможет непрерывно думать об Истине, пытаться проникнуть мыслью за край!
Медленно солнце опустилось за вершины деревьев, всплыла луна, небо потемнело, и высыпали крупные звезды. Затем луна ушла, звезды поблекли на
светлеющем небе, на востоке начала шириться сверкающая полоска, а он все сидел - утренние пташки принимали за огромный валун, а белка даже
пыталась грызть у него на плече сосновую шишку. |