Она не стала облегчать ему задачу, выражая понимание, и ему пришлось находить все новые слова.

— Думаю, что вы оказывали молодым леди неоценимые услуги. У меня самого есть дочери, и если бы кто-нибудь сумел деликатно просветить их, я был бы очень обязан этому человеку. Я вижу в вас именно такого человека, обладающего большой силой характера.

Корделия — в день похорон сына — нашла в себе силы улыбнуться, и свет на мгновение словно озарил ее изнутри. Было совершенно очевидно, что детектив из нового департамента расследований не может жениться на падшей женщине, хотя прозвучавшее предложение и выглядело в высшей степени необычным.

— Инспектор Риверс, если вы хотите, чтобы я поговорила с вашими дочерьми, то совершенно не обязательно на мне жениться.

— Я имел в виду совсем другое.

Он заколебался.

— Мои дочери вышли замуж, не имея возможности рассчитывать на совет… моей жены или такой женщины, как вы.

Она увидела драму одинокого человека. Но затем он тоже улыбнулся.

— Я хочу жениться на вас, потому что не могу забыть вас, или, если хотите, потому что сердцу не прикажешь. Я предпочел бы говорить об этом в другое, более подходящее время, но знаю, что скоро вам придется многое менять в своей жизни, и мне хочется, чтобы вы учли мое предложение. Я не стану докучать вам, требуя немедленного ответа, но, пожалуйста, помните о моих словах. Я здесь, я готов быть всегда рядом. Я волнуюсь о вас, и ваша судьба мне не безразлична. Поверьте, это чувство настигло меня так же неожиданно, как и вас мои признания. Я вернусь, когда раздобуду доску для окна.

Он быстро собрал последние осколки, снова улыбнулся и покинул ее. Корделия услышала, как за ним закрылась входная дверь. И еще она услышала, как Регина читает что-то в верхних комнатах, но какой библейский текст был выбран на этот раз, она сказать не смогла.

Три женщины сидели в маленькой гостиной, окна которой выходили в сад с каменным ангелом; Рилли разожгла огонь в камине, стало тепло, они с Гвенлиам устроились около него, и позже Корделия присоединилась к ним. Она не стала упоминать имени инспектора Риверса, она даже не думала о нем. Они сидели, погруженные в скорбь. Их усталость была столь велика, что не оставалось сил вести разговор. На лицо Гвенлиам было трудно смотреть без слез: казалось, будто сквозь тонкую белую кожу просвечивают кости, ее лицо напоминало мертвую маску. Однако, как хорошо воспитанная истинная леди, она вежливо отвечала на вопросы, адресованные ей, словно и не страдала вовсе. Словно ее лицо не выдавало настоящих чувств. Словно перед ее взором не возникал ежесекундно образ ее брата.

— Как ты себя чувствуешь?

— Все в порядке, спасибо.

Но, похоже, мыслями она была далеко от них.

В темноте вдруг запела птица. Это показалось им странным. Рилли подумала о том, что птицам, наверное, неведомо, какое это счастье — уметь летать. Она начала рассказывать о том, как летала в воздухе в одном представлении. О том, как в воздухе получила предложение руки и сердца. Рилли заметила, что лицо Гвенлиам выразило удивление — леди никогда не вели беседы на такие темы.

— Но так все и случилось, — сказала Рилли. — Он сделал мне предложение в воздухе. — И она улыбнулась. — Это было очень романтично! Но это было так давно!

Корделия увидела маленькое бледное лицо в ночи. Мальчика рвало. Она увидела прекрасную невесту, которая с выражением торжества шла к алтарю. Она увидела, как капюшон накидки падает, и слышит, как мужчина начинает дико кричать, а женщина повторяет одно и то же: «ЛЖЕЦ! ЛЖЕЦ! ЛЖЕЦ!» Она не могла взглянуть на дочь. Что происходит с Гвенлиам? Что она переживает?

Ей было всего шестнадцать. Она потеряла и отца, и сестру, и брата — почти всех сразу.