— Здравствуй, моя дорогая, — сказала она, когда серые глаза наконец открылись.
Глава двадцать девятая
В Олд Бейли, где проходил суд над леди Розамунд Эллис, обвиняемой в убийстве своего мужа лорда Моргана Эллиса и в попытке убийства мисс Корделии Престон, которая много лет назад была его любовницей, в качестве свидетелей были вызваны не только Корделия и Рилли, но и Регина.
Регина с удовольствием приняла участие в разбирательстве, которое собрало столько зрителей. Она клялась, она кричала, она цитировала Библию. «Бог видит все!» — восклицала она. Или: «Я подниму глаза, и мне откроются холмы!» Она знала стилистику грошовых изданий и вдоволь накормила толпу подобными фразами, как будто читала очередной отрывок для миссис Спунс. Регина чувствовала себя героиней.
— Стояла темная-темная ночь, — драматично начала она. — Но перед этим, должна вам заметить, в моей душе уже поселилось беспокойство. Я взглянула в непроглядную тьму лондонской ночи и увидела фигуру, которая была похожа на привидение. Настоящий злой дух. Я ощутила тревогу и отправилась спать, но была готова к тому, чтобы поднять глаза и увидеть холмы.
Даже статус Корделии теперь претерпел изменения. В ходе этого судебного разбирательства (как догадались на дознании присяжные) стало совершенно очевидно, что она знала имя убийцы лорда Моргана Эллиса, но скрыла его. Конечно, о том, чтобы вернуть Корделии положение уважаемой леди, и речи не шло: она была актрисой, она говорила с молодыми девушками на непозволительные темы, однако теперь ее окружал ореол благородства: она имела возможность отомстить женщине благородного происхождения, отнявшей у нее любовь лорда, но не стала этого делать. Если бы Корделия объявила о своем уходе в монастырь и провела остаток дней, совершая только добрые дела, то, возможно, тогда она получила бы прощение, но, конечно, только после смерти.
Мистер Персиваль Танкс, коронер, и инспектор Артур Риверс из нового детективного департамента понимали, что им удалось избежать сурового выговора только по счастливой случайности. Судья вызвал их обоих в свой кабинет.
— Теперь я понимаю, почему присяжные в ходе дознания выражали столько недовольства.
Конечно же, он знал, что случилось, потому что видел, каких трудов стоило мистеру Танксу удержать деликатное равновесие в ходе следствия.
— Справедливость превыше всего.
— Но показания так и не были даны, — робко возразил мистер Танкс. — Показаний не было.
— И я могу это подтвердить, — мрачно заметил инспектор Риверс.
Каждый день Корделия и Рилли являлись в Олд Бейли в сопровождении бледной девушки, дочери потерпевшей, которую ударила ножом оглушенная ночным горшком леди Розамунд. Удар предназначался Корделии, однако поразил Гвенлиам, которая пыталась оттащить свою мачеху. Ее рука вовремя закрыла сердце. Люди, увидев бинты, быстро отворачивались, чтобы не встретиться взглядом с девушкой, не видеть ее раненой руки, ее запавших глаз. Казалось, что ничего больше не может произойти с ней, — все самое ужасное уже случилось в ее жизни. Шестнадцать лет, воспитана как леди, но осталась ни с чем.
Леди Розамунд Эллис привозили в зал из тюрьмы Ньюгейт, но она оставалась отрешенной и молчаливой. Все готовы были проявить к ней сочувствие, однако она дала ясно понять, что не нуждается в нем, ни разу даже не взглянув на женщин, обитательниц Элефанта. Она верила в то, что живет по другим правилам (и, в конце концов, разве коронер мистер Танкс не верил в то же самое?). Оказалось, что существовало два кинжала, и оба были настоящими произведениями искусства. Они достались леди Розамунд от ее дедушки, короля Георга III. За все время суда леди Розамунд заговорила лишь однажды, отказавшись во всех других случаях унижать себя публичными выступлениями перед простолюдинами. |